Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

Шумящие механизмы были остановлены, моторы работали на малом ходу. Подводникам было приказано слушать забортные шумы и докладывать о них в центральный пост.

Торпедная атака, даже учебная, требует большого напряжения сил — ведь именно торпедная атака подводит итоги громадной работе большого количества людей. В военное время ответственность подводников усугубляется. Каждая неудачная атака не только напрасная потеря торпед, затраченного труда и времени, но и поражение для всего экипажа. Поражение, которое приводило к тому, что враг получал новые подкрепления на сухопутном фронте.

— Слева по траверзу приближается охотник! — четко, не повышая голоса, но с заметным волнением доложил гидроакустик. — Пеленг не меняется.

Если пеленг не меняется, это означает, что катер пройдет точно над лодкой и не атакует ее. Однако люди, не знающие тонкостей правил маневрирования, в таких случаях обыкновенно думают, что охотник выходит в атаку. Чтобы избежать лишних волнений, я поспешил пояснить:

— Если пеленг не меняется, значит, все в порядке. Для выхода в атаку пеленг должен идти слегка на нос.

Едва я успел договорить, как над лодкой зашуршали винты катера-охотника.

Моё внимание привлек Трапезников. Лицо у него было бледное, лоб покрыли крупные капли пота. Было заметно, что он немного перетрусил. Но глаза матроса блестели. В них даже читалось какое-то торжество.

— Испугались? — спросил я. — Бледный вид имеете.

— Не так, чтобы очень, товарищ командир, но... как... как и все, товарищ командир! — это был честный ответ, и он вызвал одобрительные улыбки подводников.

— Время вышло! — доложил помощник.

— Всплывать на перископную глубину! — скомандовал я, приготовившись к подъему перископа.

Подъем перископа показал удачный ход маневрирования. Прорыв охранения прошел удачно. Мы, всплыли в заданной точке внутри конвоя, — огромный транспорт подходил к «кресту нитей», можно сказать шел прямо к своей гибели. Теперь его ничто не могло спасти, даже обнаружение нашей подводной лодки и немедленный выход в атаку по ней всех катеров конвоя.

— Ап-па-раты, пли! — раздалась заветная команда.

Корпус подводной лодки вздрогнул, и смертоносные торпеды, словно разъяренные звери, выпущенные из клетки, устремились к фашистскому транспорту, оставляя на поверхности моря пенистый след.

Теперь надо было приготовиться к неизбежному преследованию со стороны вражеских противолодочных катеров.

— Лево на борт! Полный ход!

Мы стали отходить в сторону открытого моря.

Корабельные винты заставили содрогнуться весь корпус подводной лодки, который слегка наклонился влево от резкой перекладки руля.

Место, откуда мы выпустили торпеды, могло быть замечено с вражеских катеров. Надо было сразу же уйти от него как можно дальше. И поэтому дорога была каждая секунда.

Мы изменили курс от первоначального лишь немногим больше десятка градусов. Раздались два оглушительных взрыва.

— Бомбы! Бомбы рвутся! — вдруг завопил матрос Поедайло.

— Спокойно! — закричал я на матроса. — Это торпеды взорвались! Что вы?

Бледное, подрагивающее лицо матроса тут же налилось яркой краской.

— Я... я от неожиданности, товарищ командир! Я не боюсь, совсем не боюсь! — промямлил он, опустив голову вниз.

— Не надо спать, — вмешался Трапезников, — а ждать надо, понял?.. Бомб ждать! Когда ждешь, не страшно.

Дистанция залпа была незначительной, и взрывом торпед подводную лодку весьма изрядно тряхнуло. В боевой рубке разбились электрические лампочки освещения, а помощник командира, стоявший у трапа центрального поста со своими приспособлениями, свалился с ног.

Мы развернулись на новый курс, начали отходить.

Шли минуты за минутами. Нас не бомбили. Пошла семнадцатая минута после взрыва торпед. Все по-прежнему было спокойно.

Я решил посмотреть, что же делается наверху.

Мы уменьшили ход и уже намеревались всплыть на перископную глубину, но в этот момент гидроакустик доложил о приближении с правого борта катера-охотника. Мы немедленно же приступили к уклонению, но катер, видимо, имел с нами надежный гидроакустический контакт и преследовал неотступно.

Через некоторое время появился еще один катер-охотник. Теперь они преследовали нас вдвоем. Не выходя в бомбовую атаку, они все время шли за нами. Мы сделали несколько сложных и хитроумных поворотов, но оторваться от них не смогли.

Непонятное поведение фашистов начинало изматывать личный состав. Казалось, было бы лучше, если бы они сыпали на нас глубинные бомбы. При глубинном бомбометании взрывы сменялись паузами, во время которых катера-охотники снова нащупывали подводную лодку, уточняли данные, ложились на боевой курс и выходили в повторную атаку. Так длилось до

тех пор, пока либо кончался запас бомб, либо удавалось поразить подводную лодку прямым попаданием, вероятность которого была небольшой. Взрывы серии глубинных бомб заставляли катеров-охотников на время терять гидроакустический контакт с подводной лодкой. При умелом использовании момента это давало возможность маневра для отрыва.

Ничего этого с нами не происходило. Катера-охотники просто шли за нашей подводной лодкой, не выпуская нас из наблюдения. Они как бы эскортировали нас на расстоянии не более трех-пяти кабельтовых. Запасы глубинных бомб при этом не расходовались. Район моря был мелководный, маневр по глубине исключался. Никаких перерывов в гидроакустическом контакте не могло быть. А наши энергетические ресурсы расходовались.

Подводные лодки времен второй мировой войны обладали весьма ограниченными энергетическими запасами в подводном положении. Подводники не могли не думать о возможности оказаться вынужденными всплывать в невыгодных для себя условиях. Поэтому экономия плотности аккумуляторной батареи, воздуха высокого давления и других запасов всегда была одной из первостепенных наших забот.

По моей просьбе в центральный пост прибыл Петр Каркоцкий. Я коротко объяснил обстановку, с тем чтобы он прошелся по отсекам и поговорил с народом.

В центральном посту подводники всегда в какой-то степени в курсе событий, однако в других отсеках они в неведении обо всем происходящем. Естественно, что и неожиданности боевой обстановки для них подчас более тяжки, чем для людей осведомленных. Поэтому информации, беседы и даже просто проявление заботы о людях играют большую роль, облегчающую выполнение задачи.

— Когда же начнут бомбить, надоели эти бледные лица! — отбросив назад свои длинные рыжие волосы, Каркоцкий глянул на Поедайло. Его умные глаза, казалось, пригвоздили матроса к стенке.

Опасность более страшна при ожидании. Непосредственную опасность, всем понятную и ощутимую, переносить легче. Вся боевая практика экипажа нашей подводной лодки подтверждает это. Глубинных бомб мы боялись по-настоящему только до первых их взрывов.