Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

Первым этот самолёт поднял мой друг Алик Фастовец, он практически и провёл всю эту программу. (Кстати, полное его имя — Авиард. Так назвал его лётчик-фронтовик, составив это слово из первых букв термина «авиационный реактивный двигатель». Такая тогда была мода. Но это тот случай, когда имя получилось звучным.) Возможно, по лётным испытаниям она не была особенно сложной, потому что в вопросах характеристик устойчивости и управляемости особых проблем не было. Но тем не менее это была очень интересная программа, потому что мы впервые на такой большой скорости везли бомбу под крылом самолёта. Возникали вопросы по защите самой бомбы и её содержимого от кинетического нагрева, требовалась проверка держателей и взрывателей. И хотя с точки зрения лётных характеристик это касалось лётчика в меньшей степени, поскольку он здесь являлся скорее техническим исполнителем, тем не менее развитие этого направления было достаточно интересным. К тому же на этом самолёте испытывался новый навигационный комплекс, который мы, кстати, приспособили для бомбовых сбросов.

Во время последнего арабо-израильского конфликта в 1971–1973 годах мы отправили туда несколько самолётов МиГ-25. Перед их вылетом в Египет Алексей Васильевич Минаев провёл инструктаж руководителей среднего звена. Алексей Васильевич сказал, что на Ближнем Востоке мы прежде всего должны продемонстрировать нашему вероятному противнику, что у нас есть оружие, недосягаемое для любых средств ПВО. Наш самолёт-разведчик должен был безнаказанно проникать на территорию Израиля и так же безнаказанно с неё уходить. Именно эта безнаказанность Должна была доказать, что мы обладаем таким оружием, которого нет не только в европейских армиях, но и У США. Эта задача была главной.

По просьбе технического руководителя группы Толи Ищенко я на той встрече задал Алексею Васильевичу вопрос относительно американского зенитно-ракетного комплекса «Найк-Геркулес»: правда ли, что он обладает такой мощностью, о которой пишут газеты? У нас по нему были только отрывочные сведения. Считалось, что этот ЗРК может поражать высоколетящие цели на дальности до 160 км. Точная высота поражения была неизвестна, предположительно она составляла больше 18 км. Эти параметры говорили о том, что перед нами была достаточно мощная, энергетичная ракета, и наш интерес к этому комплексу был понятен. На что Алексей Васильевич со свойственной ему невозмутимостью ответил:

— Ну что ж, заодно и проверим.

Его ответ вызвал у нас улыбку — мы понимали, что высшее руководство не особенно заботит эта проблема. Хотя, по нашему мнению, ей следовало бы уделить более пристальное внимание, тем более что с ней напрямую было связано не только выполнение задания лётчиками, но и их жизнь.

Следующий вопрос, который напрашивался, Ищенко задал уже сам:

— Эта операция достаточно демонстративная, и первые её результаты будут шокирующими для израильской системы противовоздушной обороны, кроме того, это будет сильный удар и по американской технике. Естественно, все свои средства израильтяне направят на то, чтобы предотвратить последующие наши вылеты, вплоть до принятия определённых превентивных мер, в том числе и диверсионных. В силу этого возникает большая опасность для лётного, технического и административного состава экспедиции. А будет ли какая-то компенсация всех этих затрат?

Алексей Васильевич на это заметил, что на войне как на войне, но добавил:

— В случае успешного выполнения задания правительство высоко отметит всех участников этих событий правительственными наградами.

Ищенко, надо сказать, был человеком не робкого десятка, неудобные вопросы, с юмором и сарказмом, начальству задавать не боялся и потому решил уточнить:

— А всё-таки, конкретно, какими наградами?

— Самыми высокими орденами и медалями.

— А Звездой Героя?

Алексей Васильевич сначала улыбнулся, но потом уже серьёзно сказал:

— Только посмертно.

Но Толя на этом не успокоился и задал вопрос, просто опасный по тем временам:

— Алексей Васильевич, а можно заменить ордена деньгами?

Алексей Васильевич его тон не поддержал и довольно резко ответил:

— Ну всё, хватит. Пора приступать к работе.

Вот такие были эпизоды.

Эта группа на Ближнем Востоке действительно подвергалась большой опасности. Хотя самолёты на взлёте и посадке оберегал полк «двадцать первых» МиГов, на основном маршруте машина была предоставлена сама себе. На ней проверялись средства ПВО Израиля, и противник ставил перед собой конкретную задачу: сбить хотя бы один самолёт. Но это им не удавалось. Ни одной атакой ни истребители американского производства, находившиеся на вооружении у израильской армии, ни их средства ПВО не могли подтвердить свою эффективность. И мы после первых же полётов — а это были настоящие боевые вылеты — получили блестящие снимки сначала египетской территории, а затем территории по маршруту на Тель-Авив и Иерусалим. На этих снимках были отчётливо видны зоны вероятных поражений нашим МиГ-25, если бы перед ним ставилась такая задача.

На земле группу ждали определённые неприятности. Опасения, которые в Москве высказал Ищенко, подтвердились. Один раз по КДП, где находилась группа управления полётами совместно с нашими специалистами, руководившая вылетом очередной группы самолётов, был открыт автоматный огонь. К счастью, автоматная очередь никого не задела, немного пострадала аппаратура, а нападавших быстро убрали.

Руководителем всей группы, как я уже сказал, был замминистра Авиапрома А. В. Минаев, а поскольку Алексей Васильевич то прилетал, то улетал, группу во время его отсутствия возглавлял заместитель главного конструктора Лев Георгиевич Шенгелая. Он был человеком знающим, импульсивным, энергичным, умеющим чётко поставить задачу перед коллективом и добиться её выполнения. Лев Георгиевич любил конкретное живое дело. Мы хорошо друг друга знали, и когда его назначили, я был очень за него рад.

Кстати, его заместителем был Олег Тихонович Рязанов, импозантный мужчина и большой жизнелюб, впоследствии начальник отдела лётных испытаний. Он был прекрасным организатором программ лётных испытаний, меня с ним связывали тёплые отношения. Думаю, если бы не ряд субъективных факторов, Олег мог бы пойти довольно высоко. К сожалению, этого не произошло, в большей степени из-за издержек того процесса, о котором я уже говорил раньше.

Тогда в среднем звене руководства авиационной промышленностью было много ярких личностей. Лев Георгиевич отличался от многих тем, что всегда очень энергично добивался поставленной задачи. К сожалению, его организаторский талант не был оценён должным образом. Думаю, если бы у него была возможность расти по административной линии, он бы стал очень серьёзным руководителем нашей промышленности. Может быть, ему недоставало глубоких технических знаний широкого профиля, но этот недостаток в полной мере компенсировался его организаторскими способностями. Но в силу некоторых обстоятельств рост его карьеры задержался. Возможно, это было связано с безвременной кончиной Минаева, а возможно — с политикой Белякова, который, видя рост Шенгелая, сознательно его придерживал. Но в этом он был не прав. Конечно, технические специалисты — хорошие, знающие, думающие — были на вес золота, но людей, которые могут организовать работу, зная и понимая технику, а также учитывая способности каждого человека, ещё меньше. Полагаю, это была одна из ошибок Белякова в кадровой политике.