Бен Мезрич - Миллиардеры поневоле. Альтернативная история создания Facebook

После возвращения из Калифорнии — после того, что там произошло и что Эдуардо называл про себя не иначе как предательством Марка, — Эдуардо часто сиживал в этой гостиной на этом диване. Размышлял. Обдумывал свое положение. Строил планы на будущее.

Теперь учеба закончилась и ему предстояло покинуть уютные университетские стены. Он еще не решил, куда податься — может, в Бостон, а может, в Нью-Йорк. Но зато наверняка знал, что детство закончилось. Он больше не ощущал себя ребенком.

Эдуардо уже приступил к юридической процедуре возвращения того, что, как он считал, ему по праву принадлежало. Он нанял юристов, в письменном виде уведомил Марка и всю команду Facebook о своем намерении судиться. Эдуардо была противна сама мысль о том, что придется оказаться в зале суда и свидетельствовать против «друга» перед судьей или коллегией присяжных. Но он понимал, что выбора не осталось.

Сидя на кожаном диване, он думал: сожалеет Марк о том, как повернулись обстоятельства, или нет? Скорее всего, ни о чем он не сожалеет. Марку, поди, даже в голову не приходит, что он что-то сделал не так. Думает, что действовал исключительно в интересах бизнеса.

В конце концов, именно Марк придумал Facebook. Именно Марк потратил на него уйму времени и труда. Он вывел созданную им компанию из стен общежитской комнаты. Написал код, запустил сайт, уехал в Калифорнию, забросил университет, нашел источники финансирования. Ведь Facebook с самого первого дня существования был проектом Марка Цукерберга. А все остальные только пытались примазаться к его успеху: и братья Винклвосс, и Эдуардо, быть может, даже Шон Паркер.

Вообще-то, если посмотреть с позиции Марка, то это Эдуардо повел себя неадекватно и предал их дружбу. Это Эдуардо чуть не погубил компанию, заблокировав банковский счет. Это он чинил препятствия поискам инвестиций, претендуя на единоличное право распоряжаться коммерческими делами Facebook. Кроме того, и другими своими действиями Эдуардо мог нанести ущерб компании, например, когда запустил свой сайт Joboozle в расчете на рекламную базу, которую вполне мог считать принадлежащей Facebook коммерческой тайной. Словом, у Марка имелось не меньше, чем у Эдуардо, оснований считать себя потерпевшей стороной.

Но Эдуардо смотрел на вещи иначе. Он был твердо и бесповоротно убежден, что с самого начала участвовал в создании Facebook. Что сайт в значительной степени был обязан ему своим успехом. Он первым вложил в него деньги. Он тратил на него свое время. И поэтому ему причиталось то, о чем они с Марком когда-то договорились. То есть все очень ясно и просто.

С Марком он был согласен в одном — о дружбе между ними больше речи не шло. Речь шла исключительно о бизнесе.

Эдуардо будет добиваться возвращения того, что должно ему принадлежать. Он привлечет Марка к суду. Заставит его оправдываться. Будет бороться за справедливость.

Глядя на кружащихся под музыку девушек, на то, как золотистой бурей развеваются их волосы, он подумал: помнит ли Марк, как все начиналось? Как два зачуханных ботаника попытались сделать что-то из ряда вон выходящее, что-то такое, что привлекло бы к ним внимание — и интерес противоположного пола. Понимает ли Марк, как много воды с той поры утекло?

А может, Марк и не изменился вовсе. Возможно, Эдуардо с самого начала в нем ошибался. И, подобно братьям Винклвосс, все это время проецировал в пустоту свои собственные мысли и соображения, наделял ее чертами, которые хотел в ней видеть.

Все сходилось к тому, что он никогда толком не понимал Марка Цукерберга.

А сам Марк, он-то себя хоть немного понимал?

А Шон Паркер? Он, видимо, тоже был уверен, что понимает Марка Цукерберга. Но Эдуардо готов был спорить, что партнерство между этими двоими тоже долго не продлится.

Эдуардо думал о нем как о зацепившей земную атмосферу крошечной случайной комете. На двух стартапах Шон уже погорел. И на Facebook погорит обязательно, это лишь вопрос времени.

Странно, что никто не слышал сирен.

За минуту до того все шло просто отлично. Вечеринка была клевая, коттедж полон приятного веселого народа. Студентки и аспиранты, городские модники и пижоны на третьем десятке, вчерашние подростки с рюкзаками и в бейсболках и преуспевающие профессионалы в плотно облегающих джинсах и рубашках поло. Все это напоминало тусовку в любом из космополитичных ночных клубов, но в более управляемом, академическом формате — или, скажем, вечеринку в студенческом братстве. Спиртное лилось рекой, от музыки дрожали деревянные полы и голые оштукатуренные стены.

А потом — бэмс! — и все пошло коту под хвост.

Раздался чей-то крик, с грохотом распахнулась уличная дверь. Лучи фонариков ударили по толпе на танцполе, заплясали на стенах, как будто корабль космических пришельцев собирался атаковать пустыню. А потом стаей гестаповских громил вломились они — с криками и руганью, толкаясь и размахивая фонариками, как джедайскими мечами.

Синяя форма, дубинки на изготовку, полицейские бляхи, а у кое-кого и наручники. Оружия не видно, но кобуры явно были растянуты заключенными в них смертоносными металлическими изделиями.

С сиренами они подъехали или без, но вечеринка на этом определенно закончилась.

Шон Паркер сперва подумал, что произошла ошибка. Ведь это была обычная вечеринка по соседству с кампусом. Абсолютно безобидная. Шон пришел сюда с одной из многочисленных новых сотрудниц Facebook, симпатичной девушкой, с которой у них возникла взаимная симпатия, — собирался невинно развлечься. На вечеринках вроде сегодняшней он бывал, наверное, тысячу раз. Стопроцентно приличных, без всяких там безумных выходок.

Ну, допустим, на сей раз действительно распивали алкоголь. Допустим, музыка играла слишком громко. И не исключено, что кое-кто тут нюхнул кокаина или немножко покурил травку. Шон ничего такого не видел — в туалет он не заходил и все время с самого прихода провел на танцполе. В кармане брюк у него был ингалятор, а в нагрудном кармане рубашки — шприц с эпинефрином, никакого криминала. От криминала Шона надежно удерживали хроническая астма и идиотская аллергия.

Ну и даже если бы что-то было? Это ж вечеринка. И большинство на ней — студенты. Разве годы учебы — это не время экспериментов?

Революции?

Свободы?

И разве не стоило бы копам, учитывая место действия, быть поснисходительнее?

Но на лицах незваных гостей не было ни тени снисходительности. Ничего не попишешь, Бэтмена явно ждала не самая приятная ночь.

И тут Шона осенило: может, дело не в простом невезении? Не в том, что он оказался в неудачное время в неудачном месте, а в том, что это именно Шон Паркер оказался не там и не тогда. Может быть, весь этот налет совершен ради него одного?!