Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева

8 мая 1991 года обсудили возможности вступления СССР в Международный валютный фонд и Мировой банк, а 1 июля под председательством Г. И. Янаева — положение в Нагорном Карабахе. Горбачев участвовать в этом заседании отказался, проведя время в кабинете за чтением шифротелеграмм. Последнее заседание, как я говорил, было в августе и касалось визита Дж. Буша, хода ново-огаревского процесса. Совет Безопасности рассмотрел также ситуацию в агропромышленном комплексе. Решений никаких не принималось, заседания носили чисто информационный характер. Кстати сказать, по сельскому хозяйству не мог принять должное решение и Кабинет министров СССР. Рычаги управления оказались уже в республиках, поэтому вопрос был передан на рассмотрение Совета Федерации.

Несмотря на то что Совет Безопасности был утвержден как конституционный орган, серьезно влиять на практические дела ни в какой области он не мог. И это бессилие лишь подчеркивало глубину кризиса власти, неспособность ее навести порядок. По существу, блокированными оставались деятельность Кабинета министров и указы президента СССР. Руководители глав государств, некогда входивших в Советский Союз, все чаще встречались без Горбачева и вопреки его желанию. Президент СССР действиями республиканского руководства был объективно отстранен от принятия решений. Но М. С. Горбачев до конца этого еще не понимал. Ему казалось, что, сосредоточив партийную и государственную власть, получив чрезвычайные полномочия, генсек-президент безоговорочно управляет великой страной. На самом деле М. С. Горбачев крепко держал только вожжи, а коней его экипажа давно выпрягли и они тащили теперь чужую телегу в другую сторону. Но чтобы понять ситуацию, нужно тонкое политическое чутье, которое на 61-м году жизни вдруг изменило президенту.

2 марта 1991 года М. С. Горбачеву исполнилось 60 лет. В нашей стране для большинства мужчин это порог, когда можно оформлять пенсию по старости. Но это для тех, кто стоит у станка, трудится в поле, в конторе, институте. У политиков, как они считают, пора зрелости только наступает. Такого мнения придерживался и М. С. Горбачев. На пенсию он не собирался, хотя силы его заметно таяли: он все чаще и больше повторялся, нередко терял нить беседы, забывал, кому что поручал или говорил. Да и старые болячки давали о себе знать — сильные головные боли, высокое, «трансформаторное» давление. Последнее его особенно беспокоило, и он страшился инсульта или чего-то подобного, полагая, что это у него наследственное…

Как-то зимой 1983 года он неожиданно сказал, сильно озадачив меня:

— Ты знаешь, я ведь скоро умру…

Михаил Сергеевич печально смотрел куда-то в пустоту, охваченный своими грустными размышлениями.

— Что это вас в мистику повело? Или врачи запугали?

— Отец умер в моем возрасте, у меня симптомы такие же.

Я хорошо знал, что в ту пору он был здоров, еще крепок, а что касается давления, атеросклероза, других сосудистых заболеваний, то их имеют практически все, особенно если любят сидеть в кресле и хорошо поесть. Мнительность по поводу своего здоровья была у него велика. В молодости он лечился в Железноводске и все время заставлял врачей искать у себя то, чего не было и в помине. Имел он хороший аппетит и если от чего-то воздерживался, то скорее по причине переедания, необходимости сохранения веса. Раза два в неделю у него были «разгрузочные» творожные дни. Генсеку готовился специальный сметанный творог, и на этом надо было «продержаться» сутки. Но он часто не выдерживал. Заказывал себе кофе, который подавался с печеньем, выпечкой, бутербродами, конфетами, зефиром и пастилой. У меня складывалось впечатление, что вся эта игра в диету ведет к тому, что вес набирает он еще больший.

Во время долгих заседаний Политбюро, если генсек не находился на разгрузочной диете, ему и другим членам партийного руководства подавали полноценный обед. Предпочитал он простую пищу, и особенно любил гречневую кашу с бараньим боком или говядиной. Утром ему также готовили каши, и на ужин мне приходилось видеть приготовленную ему гречневую кашу. Правда, это подавалось наряду со многим другим, чем изобиловал стол.

…И вот генсеку исполняется 60 лет. Дата юбилейная. У Хрущева, Брежнева в такой-то день дым коромыслом стоял. Все руководство собиралось, друзья-товарищи, родственники, близкие. Тосты звенели: за здоровье великого и мудрого, за успехи в строительстве нового общества. Награды высокие обмывались по всем правилам питейного искусства. У М. С. Горбачева все было иначе, скромнее. За великого и мудрого тоста не предложил бы и самый искусный подхалим. За успехи в строительстве тем более. Да и друзей-товарищей не имел генсек, держа всех на дальней дистанции.

В общем, орденов не было, высокопарных речей тем более. И в этом я Горбачева поддерживал. Не считал, что нужна помпезность. В конце концов, не время ликовать на обломках экономики страны. Но мини-прием все-таки состоялся. В зале Секретариата ЦК собрались секретари ЦК, Московского обкома и горкома партии и поздравили Горбачева. Несколько минут посидели за столом, послушали исповедальную речь генсека, в которой он говорил о роли партии в своей жизни и перестройке. Говорил он вроде искренне, и я часто обманывался, слушая, какие он плел кружева, чтобы усыпить бдительность и на практике сделать все наоборот. Или он и сам верил в то, что говорил, как верил и в то, что делает правильно. Человеческая душа — потемки, лабиринт, и, чтобы добраться до Минотавра и вернуться обратно, одной нити Ариадны маловато.

В заключение принесли шампанское. Осушили бокалы и сфотографировались. М. С. Горбачев сразу уехал в Кремль, где предстояло продолжить прием поздравлений на уровне Совета Безопасности, руководителей правительства и Верховного Совета. Н. Е. Кручина ушел распорядиться, чтобы подали еще вина оставшимся в одиночестве после этой казенной получасовой встречи со своим лидером партийным работникам.

А в Кремле в это время началась вторая серия поздравлений. И хотя Горбачев предполагал, что выступит Павлов, слово взял А. И. Лукьянов. Он произнес поздравительную речь и вручил подарок. Затем последовали поздравления Д. Т. Язова, который подарил саблю в ножнах с инкрустацией и эфесом из желтого металла. Б. К. Пуго вручил М. С. Горбачеву коробку с пистолетом Макарова с дарственной надписью и обоймами с патронами. Это был уже второй пистолет Макарова. Первый, с золотой инкрустацией, ему раньше подарил В. М. Чебриков. Так что президент СССР был хорошо вооружен. Один пистолет он хранил в сейфе и несколько раз давал мне подержать его, показывая, как надо заряжать оружие и целиться, другой, возможно, носил с собой.

Бакатин, с его тонким чувством изящного, подарил генсеку мраморную голову, как он считал, поэта, правда ни на кого конкретно не похожего, видимо работы какого-то кладбищенского ваятеля. Горбачев, так и не найдя в мраморном шедевре сходства ни с одной известной ему личностью, велел отправить его на склад Управления делами ЦК КПСС. Далекие от подлинного искусства хозяйственники пытались оприходовать отвергнутый дар как голову Суворова в молодости, но у них этот номер не прошел. Во всяком случае, эту «поэму в камне» бережно хранили. Дальнейшую судьбу подарка не знаю.