Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева

— Андрей Андреевич, хочу посоветоваться. Мне приходится часто ездить и, чтобы иметь поддержку и помощь, нужен близкий человек. Я уже привык ездить с Раисой Максимовной, но смотрю, что это вызывает поток писем с негативными откликами, причем от партийных работников. Как тут поступать?

Громыко (я представил, как Андрей Андреевич с минуту пожевал губами, формулируя мысли) начал так:

— В международной практике это дело обычное…

Но Горбачева интересовала не международная практика, и он ждал ответа.

— А внутри страны вопрос, конечно, деликатный, — медленно продолжал Громыко, но, чувствуя, что ждут от него другого, сказал:

— Если вам нужно это для дела, то поступайте, как целесообразно.

— Так вы думаете, ничего тут предосудительного нет? — с надеждой вопрошал генсек.

— Конечно, полагаю, можно продолжать сложившуюся практику, — неуверенно рассуждал Громыко.

Горбачев облегченно вздохнул и вернул мне письма. Что с такими посланиями делать дальше, я не знал и потому добросовестно подкладывал их в почту генсека, но очень боялся, чтобы они не попали случайно на дачу и тогда не дай Бог… Тут я был солидарен с теми, кто страшился ее гнева.

Совместные поездки четы продолжались, приобретая все больший размах и помпезность. Скоро Р. М. Горбачева сказала, что требуется специальная карта мира, на которой следует отмечать страны, которые она посетила. Я не знал, где добыть такую карту, и позвонил картографам. Ященко, возглавлявший эту службу, обещал помочь и со временем, по-моему, исправно прокладывал маршруты поездок по нашей стране и миру. От Москвы в столицы зарубежных государств и в республики, края и области страны на карте протянулись красные линии. Москва все больше напоминала солнце, лучи от которого распространялись всюду. Горбачевы посетили столько стран, сколько не посетили все генсеки, вместе взятые.

Для многочисленных поездок по стране, за рубеж, да и в пределах Москвы для супруги генсека потребовалась специальная охрана КГБ. Ей предлагались разные варианты, но они ее не удовлетворяли. Парней, что оберегали семью до избрания М. С. Горбачева генсеком, выгнали в один день — не годились. То ли много знали, то ли имели иные недостатки, но генсек мне сказал:

— Обленились, едва поспевают за мной на прогулках, да и привыкли к старым порядкам. Велел Ю. С. Плеханову заменить всех. Кстати и врача тоже.

Хорошо зная этих сильных парней, добросовестно несших службу, не могу согласиться с таким объяснением. В службе охраны при смене генсеков всегда был изрядный переполох. Начальник 9-го управления КГБ подчинялся непосредственно генсеку, получал от него все поручения и неукоснительно их исполнял, иногда ставил об этом в известность председателя КГБ. А с приходом Горбачева переполох был особый — для его личной охраны требовались новые люди — молодые, рослые здоровяки. Таких спешно подбирали. И в большинстве своем это были квалифицированные, смелые и надежные офицеры, по своему опыту не уступавшие никакой службе безопасности, охранявшей руководителей других стран. Только с охраной Раисы Максимовны вышла заминка. Ей понадобился кроме общей охраны адъютант, который был бы всегда при ней. То, что предлагалось, — не устраивало супругу генсека. Пришлось искать человека по всем службам КГБ страны. Не сразу, но разыскали в Сочи симпатичного парня с высшим образованием. Однако продержался он всего несколько месяцев и был изгнан без объяснений — не угодил первой леди. Да и немудрено. Ей не могли угодить многие повара, горничные, уборщицы, которых на даче Горбачева меняли бессчетное количество раз еще до избрания его генсеком. Все они, поскольку носили погоны, растекались по дачам других членов Политбюро и не скрывали правду о нравах семьи Горбачева. Когда такие слухи дошли до работников аппарата ЦК и Совмина, а потом достигли навостренного уха московских обывателей, я не выдержал и, вопреки своим правилам, при удобном случае сказал Михаилу Сергеевичу, что частая смена обслуживающего персонала не на пользу его авторитету и надо бы как-то этот вопрос отрегулировать. Он все понял, но промолчал.

Не думаю, что мои увещевания могли оказать сколь-нибудь сдерживающее влияние на норов супруги, но с избранием М. С. Горбачева генсеком для дворовых кончился и Юрьев день: бежать было некуда, да и опасно. Впрочем, для обслуги установили и оклады на уровне академиков. Оставалась только одна трудность. Раиса Максимовна старалась подбирать в прислуги не самых симпатичных и молодых девчат, видимо имея для этого какие-то основания. Такая «кадровая» политика ставила начальника охраны в безвыходное положение. Мне не раз приходилось слышать:

— Это где же я им столько дурнушек-то наберу? Ведь к нам всегда зачисляли девчат симпатичных. А заново учить, звания присваивать времени-то сколько надо.

М. С. Горбачев, разумеется, знал о всех причудах супруги, но не мог противостоять ее всесокрушающей энергии.

Я уже говорил, что со временем Раиса Максимовна стала постоянным участником подготовки материалов к съездам и конференциям партии. Полагаю, она просматривала и другие материалы, высказывала свои замечания и пожелания. Иногда я чувствовал, как неудобно Горбачеву, когда редакция двух членов Политбюро ЦК

— А. Н. Яковлева и В. А. Медведева — отвергалась потому, что супруга вносила коррективы в тексты, и Михаил Сергеевич как-то старался сгладить эту трудность. Яковлев при этом негодовал и тихо что-то шептал, изредка поглядывая на меня, Медведев крутил головой, ища сочувствия и стараясь отстоять свою редакцию. Но все было напрасно. «Домашняя» редакция оставалась, особенно если это касалось вопросов идеологии и культуры.

В общем Раиса Максимовна на протяжении многих лет правила не только домашним хозяйством, но и всем балом перестройки. Она участвовала в формировании политики, где это, разумеется, было возможно, и расстановке кадров. Но главное — она формировала характер генсека-президента, помогала ему искать путь в бурном море политических течений в надежде привести государственный корабль к намеченным целям. И это можно оценивать по-разному: и как желание разделить ответственность, и как вмешательство в компетенцию президента, может, и с его согласия, но ограничивающее его свободу действий и власть.

Как-то Михаил Сергеевич, рассуждая об источниках формирования его как лидера партии и страны, сказал, что немалую роль в этом сыграла та социально-политическая среда, в которой он начал работать на Ставрополье. Своеобразный по своим природно-климатическим условиям край дал возможность развернуться и набрать силу многим ставропольчанам. Здесь трудились известные в нашей стране, да и не только у нас крупные предприниматели, руководители колхозно-совхозного производства, организаторы промышленности. В районах предгорья, «на водах» издавна собиралось высокообразованное общество, оставившее заметный след в культурной и научной жизни края. Здесь — корни многих замечательных писателей, художников, артистов, ученых, полководцев, руководителей партии и государства.