Георгий Метельский - До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове

— Да, тут Мешади проявил огромную энергию… Кстати, «гуммет» в переводе «энергия».

Джапаридзе улыбнулся.

— Я знаю, Ванечка. В этой мусульманской рабочей организации, которая, между прочим, все теснее примыкает к нашей партии, действительно собрались очень энергичные люди. Мешади, Эфендиев, Нариманов. Этот последний — без пяти минут доктор, исключенный за студенческие беспорядки из Новороссийского университета.

…А назавтра началось.

Шестого февраля, в воскресенье, в армянский собор, где еще шла служба, вбежал армянин в рваной одежде и закричал не своим голосом:

— Братья армяне! Нас режут мусульмане!

Одновременно с криком «Правоверные! Нас режут армяне!» вбежал в тазанирскую мечеть азербайджанец.

Весть о случившемся мгновенно распространилась по всему Баку и перекинулась на промыслы. В городе началась паника. Возле Парапета появилась группа вооруженных мусульман, паливших в окна квартир, занятых армянами. Из окон им отвечали тем же…

Фиолетов проснулся при первых же выстрелах. Они были едва слышны, и он скорее почувствовал их, чем услышал.

— Кажется, началось, — сказал Джапаридзе, и в его голосе слышалась неподдельная тревога.

— Что будем делать? — спросил Фиолетов.

— Надо немедленно связаться с Мешади. Быстрее! Может быть, поймаем извозчика.

— Алеша, Ванечка! Я вас умоляю, будьте предельно осторожны, — упрашивала Варвара Михайловна.

Им повезло. Извозчик-молоканин, с огромной бородой лопатой, прикрывавшей полгруди, только что привез из города насмерть перепуганного армянина и порожняком возвращался обратно. Он рассказал, что на прилегающих к Парапету улицах видел несколько убитых. Они лежали на мостовой в луже крови.

— А что делают полицейские? — спросил Джапаридзе.

— Ходят… ручки в перчатках за спину, будто прогулку совершают… Тьфу ты господи! — Он снял картуз и перекрестился.

— На Торговую, пожалуйста.

— Ежели проедем, господа хорошие. Там, кажись, самая стрельба.

На Торговой улице пахло порохом, окна многих домов были выбиты, на тротуарах валялись выброшенные из квартир вещи, в воздухе носился пух распоротых подушек.

Напротив лавки Азаряна стояли несколько молодых мусульман с револьверами за поясом и кинжалами в богатых ножнах.

— Подождите нас здесь, — сказал Джапаридзе извозчику. — Оружие, надеюсь, при вас? — спросил он, обернувшись к Фиолетову.

Фиолетов кивнул. Перед отъездом в Грозный он получил в Бакинском комитете пистолет и носил его постоянно в боковом кармане пиджака.

Они подошли к массивной железной двери, ведущей в лавку Азаряна, и Джапаридзе, стараясь оставаться на виду, достал из кармана связку ключей. Молодчики подвинулись ближе к двери.

Джапаридзе резко обернулся.

— Что вам угодно, господа? — У Джапаридзе был весьма представительный вид, и он вполне мог сойти за какого-либо важного чиновника. — Что вы делаете у моего магазина?

— Вон отсюда, если не хотите, чтобы я вызвал полицию! — крикнул Фиолетов по-азербайджански.

Молодчики недоуменно переглянулись и попятились.

— Навэрпа, мы ашыблысь, — пробормотал один из них, должно быть главный. — Аида отсюда!

Джапаридзе выждал несколько минут и неторопливо постучал в дверь: тук — пауза — тук-тук… Так он стучал, когда по ночам приходил сюда за «товаром» для типографии.

— Это вы, господин Мухадзе? — послышался из-за двери дрожащий голос.

— Да, да, господин Азарян… Откройте скорее.

Было слышно, как хозяин отодвигал тяжелый скрипучий засов и повертывал ключ в замке. Дверь наконец открылась и закрылась сразу же, как только вошли в лавку Фиолетов и Джапаридзе.

Вид у Азаряна был перепуганный, руки дрожали.

— Они меня убьют, о господи! — Он поднял глаза к небу, словно ища там спасения. — Детей и Сильвию, господин Мухадзе, я отправил в село, а сам остался. Я не могу бросить магазин на произвол судьбы. Боже, что со мной будет…

Джапаридзе прервал его излияния:

— Немедленно одевайтесь. Поедете с нами.

На лице Азаряна появилась слабая улыбка.

— О, вы хотите спасти бедного армянина… Чем я могу отблагодарить вас?

— Скорее! У нас мало времени.

Первым вышел Фиолетов и огляделся. Мусульманские молодчики стояли в сотне шагов, не спуская глаз с дома Азаряна.

— Они не ушли, — сказал он в раскрытый проем двери. — И кажется, собираются стрелять.

Джапаридзе выглянул на улицу.

— Азарян, будьте мужчиной. Быстро!

Хозяин лавочки, съежившись, будто это могло сделать его невидимкой, шагнул через порог и бросился к пролетке, но тут же рванулся назад.

— А дверь? Я не запер дверь! — крикнул он в отчаянии.

Фиолетову стоило немалого труда удержать его.

— Этому человеку лавка дороже жизни, — пробормотал он, усаживаясь в пролетку. — На Азиатскую, сто пять, — крикнул он кучеру. — И как можно быстрее.

Дом номер сто пять на Азиатской улице принадлежал Азизбековым и стоял на узенькой, мощенной булыжником улочке, в глубине двора. На удар молоточком в калитку вышла мать Азизбекова Сальминаз-ханум; она придерживалась старых обычаев и носила чадру.

— Заходите, заходите… Гость в дом — радость хозяину, — сказала она, пропуская всех троих во двор. — О аллах, что творится в городе!.. А кто этот господин? — Она показала на понуро стоявшего Азаряна.

— Его надо спрятать, Сальминаз-ханум, — сказал Джапаридзе.

Мать Азизбекова согласно кивнула головой.

— Да, да, у нас ему будет спокойно… Нас тревожат только полицейские и жандармы, но теперь им не до того. Правда, Алеша?

— Правда, Сальминаз-ханум… Мешади дома?

— Дома… Всю ночь где-то был, говорит — работал, и вернулся час тому назад. Я его уложила спать… Может быть, надо разбудить?

— Ни в коем случае. Пусть поспит.

— Спать он не будет, — услышали они голос Азизбекова, и сам он легкой походкой хорошо выспавшегося человека спустился с лестницы. — О, здесь Ванечка! Какими судьбами?

Вслед за Сальминаз-ханум Азарян спустился в подвал через потайной лаз в коридоре, где уже сидели несколько армян.

— Их привел с собой сын… Сказал, что за ними гнались эти кочи, чтоб всемогущий аллах поразил громом их поганые головы.

Азизбеков пригласил Джапаридзе и Фиолетова в кабинет.

— Благодаря принятым мерам на промыслах почти спокойно, — сказал он. — Зато в городе творится что-то ужасное. Мы организовали боевую дружину, но она не может справиться. Армян и азербайджанцев, которые шли на работу, сегодня сопровождала конная полиция, но эта же самая полиция не пошевелила и пальцем, видя, как на ее глазах люди убивают друг друга.

Фиолетов встал и нервно прошелся по кабинету.

— Вы как хотите, но я не могу больше сидеть дома. Надо же что-то делать! Обратиться к народу, что ли…