Степан Швец - Под крыльями — ночь

Истинного назначения этих тонких «сигар» мы не знали, но за их удобообтекаемость называли «торпедами», хотя по своему назначению это были те же бомбы.

Что же делать? С командного пункта приказывают: экипажу покинуть самолет, выброситься на парашютах. Теперь этот вариант отпадает. Не оставлю же я в самолете товарища без парашюта! Об этом и думать нечего.

— Что будем делать, гвардейцы? — спрашиваю. — Горючее в основных баках кончилось. Перехожу на аварийный. Норма двадцать минут. Может быть, продержусь минут тридцать, не больше.

— Товарищ командир, разрешите еще раз сходить в бомболюки, авось, что-нибудь сделаю, — сказал Вася.

Каждый раз, когда Максимов уходил в бомболюки, я старался удерживать машину от рывков, ведь Вася в это время находился над открытыми люками, и каждый толчок мог оказаться для него роковым.

Что делал Максимов, я не знал. Мотор стал дергать еще сильнее, и я сосредоточил всё внимание на том, чтобы вести самолет по возможности плавно. Время шло, а Максимова всё не было. В моем распоряжении осталось минут десять.

Но вот послышался спокойный, как всегда, голос Васи:

— Товарищ командир, можно идти на посадку.

— Что с бомбами? — спрашиваю.

— Бомбы сброшены, остальное скажу потом.

— Сообщи на землю: идем на посадку.

Времени оставалось мало, и мы пошли на посадку.

Командир полка майор Тихонов не знал, что бомбы сброшены. Он приказал обслуживающему аэродром персоналу покинуть площадку, а сам остался у посадочного знака встречать нас.

Я зашел на прямую, дал газ обоим моторам, и правый мотор заклинило. На выравнивании остановился и левый мотор — кончилось горючее. Я сел с недотягиванием, и самолет остановился у самого посадочного знака. Всё затихло. Свет погас, темно, хоть глаз выколи. Мы вышли из самолета, рядом уже стоял автомобиль. За рулем майор Тихонов.

— Товарищ майор, разрешите… — начал я.

— Ни слова! — перебил меня командир полка. — Садитесь в машину.

Мы уселись в машину. За всю дорогу никто не произнес ни слова. Командир привез нас в столовую.

— По стакану водки! — распорядился майор. — Всем!

Мы разделись, сели за стол. Молча выпили. Медленно, как бы нехотя, закусывали. Прошло какое-то время, напряжение немного спало, и командир сказал:

— А теперь рассказывайте.

…Когда все возможности были исчерпаны, Вася Максимов принял самое смелое и дерзкое решение. Взяв в руки отвертку и пассатижи, он зацепился ногами за переплет стрингеров [14] Стрингер — продольная связь корпуса судна или самолета. и, как на турнике, повис над открытыми люками вниз головой. Воздушной струей его сразу же ослепило. Ощупью Вася нашел ударник сбрасывателя, наставил на него отвертку и другой рукой ударил по отвертке пассатижами. Сбрасыватель сработал, бомба сорвалась и полетела, а за ней и остальные, чуть не утащив за собой и Васю. Но он был начеку и как только бомбы пошли, бросил инструмент и моментально ухватился за борт люков.

— Всё бы ничего, — закончил он свой рассказ, — только ногам очень было больно, металл врезался. Еле отцепился…

Позже выяснилось, что когда мы еще шли боевым курсом, снаряд перебил электрическое и механическое управление сбрасывателя. Кроме того, был разворочен бок фюзеляжа, пострадало правое крыло. Все удивлялись, как мы только не загорелись.

После такого полета было, конечно, не до сна. Все перипетии пришлось переживать заново, уже лежа в постели. Ворочался, ворочался, а потом встал и вышел. В таких случаях всегда тянет на люди. Благо уже день, и поговорить всегда найдется с кем.

А в донесении запишут: все экипажи выполнили задание успешно, потерь нет. Один самолет легко поврежден, экипаж здоров, к очередному боевому заданию самолет будет исправлен. И мало кто знает, какой ценой всё это достигнуто.

Настоящая боевая дружба не требует заверений, не нуждается в объяснениях, она познается в бою и проверяется в самых тяжелых, казалось бы, безвыходных положениях. А коллектив нашего экипажа был дружным и, главное, хорошо слетанным. Теперь мне уже не нужно было напоминать о необходимости следить за воздухом, за землей. Каждый член экипажа в совершенстве владел своей специальностью.

При составлении экипажей обычно предусматривалось распределение ролей в кабине стрелков таким образом: стрелок должен стоять у турельного пулемета — основной боевой точки, а стрелок-радист, занятый главным образом связью, находится внутри кабины, в свободное от связи время пересаживаясь к нижнему пулемету у задней полусферы.

Практически же в большинстве, экипажей выработалась иная расстановка. Стрелок-радист, как лицо, выполняющее более важные обязанности, обслуживал турельный пулемет, стрелок же находился у нижнего пулемета. А так как этим пулеметом в боевой обстановке почти никогда не приходилось пользоваться, то стрелок считался вспомогательным членом экипажа. Иногда летали без стрелка, иногда вместо него сажали в кабину пассажира, которому нужно было ознакомиться с боевыми вылетами — штабного работника, корреспондента и т. д.

Подобная расстановка была принята и в нашем экипаже. Для того, чтобы турель во время связи не пустовала, Вася Максимов решил усовершенствовать свое рабочее место: он вынес в турель основное управление рацией и теперь производил прием и передачу, не покидая пулемета. Таким образом, мы могли пользоваться одновременно всеми боевыми точками.

Бои под Сталинградом стоили гитлеровцам больших усилий и жертв, требовали непрерывного пополнения живой силой, техникой, боеприпасами. По всем дорогам, ведущим к городу, беспрерывно двигались эшелоны, колонны танков, артиллерии, автомашин. Нам иногда давали задание находить и уничтожать эти движущиеся цели. Это были свободные полеты, указывалась только основная магистраль или просто направление, и экипаж сам отыскивал цель. Такие задания назывались «охотой», а экипажи — «охотниками».

В числе «охотников» часто летал и я. Направление давалось в основном по железнодорожной магистрали Лихая — Сталинград: станции Суровкино, Чир, Тацинская, Морозовская, Обливская и другие. Обычно каждому экипажу указывали один какой-нибудь перегон между двумя станциями.

При массированном налете зачастую не так просто выявить результаты своей работы: на земле всё в огне, рвутся бомбы, в том числе и твои, цель поражена, а кем, собственно: тобою или другим самолетом? — установить трудно. В одиночном полете результаты бомбометания видны как на ладони.

На «охоту» горючее берешь с запасом. Легкие бомбы подвешены внутри, а снаружи — «пятисотка». Этот «гостинец» нужно сбросить на более крупную цель — например, скопление эшелонов. Остальные — по перегону.