Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]

Возникший разлад между сыновьями тяготил Наталью Ивановну Гончарову, и она вновь и вновь возвращалась к этой теме в своих письмах к Дмитрию:

«Мир между своими — первейшее благо, милость божия почиет на семьях, живущих в добром согласии, дай бог чтобы мы все ее удостоились». «Самое горячее желание моего сердца — видеть всех моих троих сыновей соединенными искренней дружбой, чтобы никакие дурные поступки ни одного из вас не охладили братские чувства, которые до сих пор вас соединяли. Это естественное желание Матери, и если вы все трое его исполните, благословение божие будет с вами». «Я полагаю, никто из вас не может взять под сомнение мои материнские чувства. Я посвятила вам всю мою жизнь, неустанно следя за вашей нравственностью, прошлое, если оно свежо в вашей памяти, должно вас в этом убедить». «Я всегда старалась быть хорошей матерью и с этим умру» {876} .

А в своем альбоме для личных записей на 21-й странице она подвела некоторый итог своим размышлениям:

«Так тяжело, когда приходится не доверять своей собственной семье и видеть врагов в своих близких. Довериться богу — наш долг, полагаться на людей — это безрассудство. Я предпочитаю, чтобы маски были сорваны. Бывают периоды в жизни, которые лучше стереть из своей памяти, чем стараться о них вспоминать. В жизни бывают жестокие минуты» {877} .

Умер Александр Иванович Тургенев, старший товарищ и литературный соратник Пушкина по «Арзамасу» и «Современнику», знавший его с детских лет в течение всей жизни и сопровождавший в последний путь к стенам Святогорского монастыря.

Ему 17-летний Пушкин посвятил стихотворение «Тургенев, верный покровитель…»

Последние два десятилетия он жил скитальцем между Россией и Европой. Смерть настигла его внезапно на 62-м году жизни: вернувшись в Россию, холодной московской зимой он простудился на Воробьевых горах, куда приходил по воскресным дням, чтобы раздавать детям гостинцы и напутствовать арестантов. Похоронили его на кладбище Новодевичьего монастыря. Он так и остался на всю жизнь холостяком.

Бартенев писал: «Удивительный был человек этот Александр Иванович Тургенев. Подобно другому холостяку, Крылову, он кушал непомерно, и Жуковский сочинил, что в его желудке помещались „водка, селедка, конфеты, котлеты, клюква и брюква“. Обыкновенно после еды, продолжая беседу с приятелями, он засыпал и быстро пробуждался. Грузное тело не мешало ему быть деятельным и подвижным в удовлетворении своей просвещенной любознательности и во всякого рода непоказной благотворительности не только друзьям своим, по преимуществу людям, судьбою так или иначе обделенным. Он постоянно вел свои дневники и обширную переписку со многими лицами (например, письмами его к князю Вяземскому наполнены целых четыре тома). Это был человек благоволения, всепрощения, высокого благородства. Недаром Филарет, отказывавшийся постоянно от похорон, вызвался лично отпеть его к похоронам в Новодевичьем монастыре. Князь Вяземский говорил, что Тургенев, живучи в Москве, находился „у ног Свербеевой или митрополита“. Екатерина Александровна Свербеева написала Жуковскому прекрасное задушевное письмо о последних днях жизни Тургенева» {878} .

Ф. И. Тютчев — Надежде Николаевне Шереметевой, доводившейся ему теткой.

«…Мне приятно было слышать, что вы познакомились с Смирновой (Россет. — Авт. ): умная и очень, очень любезная женщина. Но что же касается до ее несчастной участи (она испытывала тяжелый внутренний разлад. — Авт. ), в этом я с вами не могу согласиться, так как я и с нею самою не соглашался… Об ее, как и о многих из нас, несчастии можно со всею справедливостью сказать, что оно с грехом пополам…

Вы, конечно, пожалели о Тургеневе. При всем его легкомыслии и пустословии, в нем было много доброго, много души…» {879} .

Без особого почтения отозвался когда-то о 50-летнем Тургеневе и сын князя Вяземского Павел Петрович: «…крайне привязчивый старик с отвисшей губой, Александр Тургенев… Он очень умен и занимается разысканиями в наших архивах. Поздравляю его и желаю ему много счастья, а меня бы оставил в покое» {880} .

В семье Ланских родилась вторая дочь — Соня, названная так в честь тетушки Натальи Николаевны — С. И. де Местр.

В том же 1846 году Опека над детьми Пушкина, которую с 1837 года возглавлял граф Г. А. Строганов, теперь была возложена на П. П. Ланского.

Федор Иванович Тютчев — жене Эрнестине Федоровне.

«Баден-Баден. Четверг.

…Во Франкфурте… я с удовольствием нашел почти в полном составе семейство Убри… Других знакомых я во Франкфурте не встречал. Жуковский и Гоголь, для которых я привез письма и посылки, уехали в самый день моего приезда. Узнав от Убри, что канцлерша (М. Д. Нессельроде. — Авт. ) еще в Бадене… я решил… проезжая мимо Бадена, заехать туда… в 7 часов вечера уже прибыл в Баден и появился там как раз во время всеобщего гулянья в сопровождении своего приятеля Эстергази… Мы без труда обнаружили в одной из боковых аллей, в некотором отдалении от толпы, канцлершу, которая сидела за столиком в обществе супруги доктора Арендта. Нас встретили очень сердечно и любезно, правда, не без некоторого замешательства. Вскоре к нам подошла госпожа Хрептович (старшая дочь М. Д. Нессельроде. — Авт. ), по-прежнему резвая и бойкая, но сильно загоревшая под баденским солнцем. Потом пришли две племянницы, госпожи Зиновьева и Столыпина. Вот, пожалуй, и все русские, находившиеся в это время в Бадене…» {881} .

Племянницами графини Нессельроде были две дочери ее умершей сестры Елены Дмитриевны Сверчковой — Прасковья и Мария, о которых в воспоминаниях А. О. Смирновой (Россет) есть высказывание их тетки-канцлерши: «…две мои хорошенькие племянницы… особенно хороша Полина, а Мари так остроумна» [199].

После смерти родителей племянницы были выданы замуж: Прасковья Алексеевна (ум. в 1882 г.) за Зиновьева, Мария Алексеевна за дипломата Николая Аркадьевича Столыпина, брата «Монго».

У Ланских родилась третья дочь — Лиза, по всей видимости, названная в честь матери Петра Петровича — Елизаветы Романовны.

Итак, у Натальи Николаевны и Петра Петровича — «семь-я» в полном смысле этого слова: семеро детей, не считая их самих. И это еще не все, ведь в семье воспитывались и приемные дети.

Их старшая дочь «Азя» впоследствии рассказывала о своем детстве:

«…Оглядываюсь более чем на полвека — и былое возстает в сиянии тихих радостей, в воплощении могучей силы любви, сумевшей сплотить у новаго очага всех семерых детей в одну тесную, дружную семью, и в сердце каждаго из нас начертать образ идеальной матери, озаренной мученическим ореолом вследствие происков недремлющей клеветы. <���…> С тихой радостью окончила Наталья Николаевна свое одинокое скитание, почуяв себя у верной, спокойной пристани. С полным доверием поручила она честной благородной душе участь своих детей, для которых ея избранник неизменно был опытным руководителем, любящим другом. Слово „отец“ нераздельно осталось за отошедшим.