Василий Романюк - Заметки парашютиста-испытателя

Сведения, полученные при этих полетах, показали, что состояние невесомости длительностью до 10 минут не вызывает существенных расстройств физиологических функций животных. Однако длительная невесомость — это необычный, сложный и сильный раздражитель, который воздействует на все физиологические системы организма, и в первую очередь, на вестибулярный аппарат.

Самолет приближается к зоне пилотажа.

— В первой горке мы только запишем ваши физиологические функции, — говорит Евгений Михайлович.

Мне прикрепляют датчики. Самолет начинает разгон. Его турбины работают на полную мощность, заставляя машину мелко вздрагивать, дребезжит звонок, на светящемся табло вспыхивает одно слово: «Внимание».

Все пристегиваются ремнями к креслам, упираются руками в подлокотники. На табло возникает слово «Перегрузка» и на меня словно наваливается тяжесть, а потом оно сменяется словом «Невесомость». Меня отрывают от кресла и я всплываю на слабину ремней.

В этот момент второй летчик выпускает в плавательный бассейн котенка. Мурзик беспорядочно кувыркается в воздухе и громко кричит. Но мне уже не до Мурзика. Сосредоточиваю внимание на собственных ощущениях. Ученые утверждают, что люди по влиянию на них невесомости подразделяются на три группы. К первой относятся те, кто чувствует себя хорошо и не теряет работоспособности, ко второй те, кто испытывает пространственные иллюзии, и к третьей те, которые теряют работоспособность и чувствуют тошноту.

Я чувствовал себя хорошо, не испытывал ни тошноты, ни пространственных иллюзий. Ведь ощущение было знакомо парашютисту. Оно напоминало свободное падение. А падать, не открывая парашюта, мне доводилось и более 4 минут… Тренировка парашютиста в значительной степени помогла мне и в плавательном бассейне. Хотя первое упражнение так толком и не выполнил. У меня планшет и карандаш. Хочу написать фразу: «В невесомости чувствую себя отлично». Но не получается. Без опоры тело все время меняет положение. Затруднительно даже расписаться. Но у космонавтов, которые «плавают» уже не первый раз, дело идет лучше.

В следующей «горке» я без особого труда раздеваюсь. Но и тут — «космическое» неудобство: снял ботинок, носок, положил их на воздух возле себя, а они поплыли в разные стороны, поймать их не так-то просто. Затем пробую позавтракать. И все получается отлично: ложки мимо рта не проношу. Ем без затруднений, и в записях опыта появляются строчки: «Акт глотания не нарушался». Без особых затруднений выполняю и другие упражнения.

Идут опыты и с животными. Первым в невесомость выпускают голубя. Перегрузка перед «горкой» прижимает его к полу, затем он всплывает и, потеряв пространственную ориентировку, беспорядочно машет крыльями, летит вниз головой и пытается сесть на потолок. Рыбы тоже ведут себя необычно. Вода в аквариуме приняла форму шара. Одна рыбка стоит на хвосте и крутится, как балерина. Вторая — головой вниз и тоже крутится, а третья плавает брюхом вверх.

Морские свинки чувствовали себя по-разному. У одной, с помощью медикаментов, отключен вестибулярный аппарат, и она спокойно плавает в воздухе, а другая, нормальная, кувыркается и крутится в разные стороны.

Сила тяжести, действуя на живые организмы в течение миллионов лет, определила уровень функционирования всех систем организма, и ученые допускают, что длительное пребывание в невесомости в конечном счете приведет к перестройке дыхания, сердечной деятельности, к изменению тонуса сосудов.

Предвидя это, Циолковский предлагал на космических кораблях создавать искусственную силу тяжести. Жилищу человека он рекомендовал придавать вращательное движение. Тогда центробежная сила создаст кажущуюся тяжесть нужной величины. Такой эксперимент — в программе нашего полета.

На небольшой центрифуге установлена колба. В ней белые мыши. В состоянии невесомости они, как и другие подопытные животные, вращаются и кувыркаются. Но вот центрифуга начинает вращаться, и мыши обретают «силу тяжести». Передвигаются по колбе уверенно, по-земному.

Когда программа полета была выполнена, самолет вернулся на базу. Показания приборов и последующий медицинский осмотр показали, что занятия парашютизмом позволили мне успешно выдержать испытания в кратковременной невесомости. И недаром курс парашютной подготовки входит в программу обучения космонавтов. Это не только дает физическую закалку, но и развивает смелость, находчивость, хладнокровие. А главное, ведь при возвращении из космоса многие наши космонавты покидали корабли и выполняли спуск на парашюте.

Первую группу космонавтов обучали парашютным прыжкам мои товарищи и сослуживцы: заслуженный мастер спорта и мировой рекордсмен Николай Константинович Никитин, мастера спорта Петр Ищенко, Анатолий Ванярхо и др.

Задача у них оказалась не из простых. Большинство летчиков — будущих космонавтов — имело весьма скромное количество парашютных прыжков, а подготовить их следовало фундаментально и в сжатые сроки. В программу входили прыжки с разных высот, на сушу и воду, с задержкой раскрытия парашюта…

— Поработать пришлось много, — вспоминал потом Николай Константинович. — Но наверстать упущенное было делом нелегким. Надо сказать, что весть о предстоящих парашютных прыжках кое-кто встретил без особого энтузиазма. Первый раз на аэродром отправлялись с одним чувством: раз приказано — будем прыгать.

Конечно же, самыми трудными были первые прыжки. Потом летчики признавались: кое-кто плохо спал в ночь перед отъездом на аэродром.

По-разному можно подводить людей к преодолению трудностей. Одному человеку стоит сказать утешительное слово, другого утешение может еще больше насторожить, расстроить.

Николай Константинович как руководитель начал с жесткой, но справедливой требовательности. Это, естественно, не всем понравилось. Но инструктор остался верен себе, и скоро результаты стали ощутимыми. Случалось, что летчики попадали в воздухе в сложные положения и с честью выходили из них.

Так в одном из прыжков Алексей Леонов попал в штопор. Его сильно закрутило. Казалось, не выйти из головокружительного вращения. Первая попытка управлять телом, как учил инструктор, оказалась тщетной. При втором энергичном выбросе в стороны рук и ног вращение прекратилось.

Такая же история случилась и с Германом Титовым. Он тоже сумел укротить бешеную силу штопора и благополучно приземлиться.

Прыжки продолжались. Однажды в три часа ночи группу поднял сигнал срочного сбора. Наконец-то ветер стих. Ночь выдалась звездная, тихая. Ребята волновались. Но это уже было не тревожное беспокойство новичков. Волновались, как когда-то перед долгожданными полетами в училище. Если не так просто шагнуть за борт днем, когда видна хоть далекая земля, то еще сложнее сделать этот шаг в неизвестность, в темноту. И все же ночные прыжки космонавты провели более уверенно и стойко, чем когда-то первые, дневные. Окрепли нервы. Эмоции приобрели стенический характер.