Петр Межирицкий - Товарищ майор

- Э! - сказал Гнилозуб.- Семь бед - один ответ. Пойду!

Спустя несколько дней отряд в полном составе снова отправился по маршруту Химки - Пироговское водохранилище. Катера прошли трассу без остановки, и все до единого вернулись в свое расположение.

Отряд становился боевой единицей.

Параллельно с довооружением обсуждался вопрос тактики. Было очевидно, что легкие, лишенные брони суденышки не могут вступать в открытый бой с батареями, танками и бронекатерами противника. Не могут, не имеют права попадать даже под прицельный ружейно-пулеметный огонь. Отсюда единственный вывод: весь личный состав надо готовить к действиям в ночных условиях. Основным видом предстоящего боя должен стать неожиданный налет на разведанный объект, налет стремительный, скоротечный, с применением всего наличного вооружения. Характерные для отряда действия - десант первого броска, поиск, диверсия. Следовательно, людей надо обучить владению всеми механизмами, всеми видами вооружения, маскировке, подрывному делу. Члены экипажей должны стать взаимозаменяемы, чтобы выход из строя моториста, рулевого, пулеметчика не был чреват катастрофой.

Учеба шла по 12 часов в сутки, а при ночных учениях и все 24 часа. Мог же он работать так в мирные будни. А тут шла война - жесточайшая, кровопролитная.

Забежим немного вперед.

Ночной бой - сложнейший вид боя, наиболее трудный для управления. Он требует от командира не только воли и присутствия духа, он требует умения ориентироваться в темноте, отсчитывать время, удерживать в памяти рельеф местности, весь ландшафт, увиденный, быть может, лишь однажды, расположить на нем противника и свои силы и, манипулируя ими во времени, всегда мысленно видеть картину боя, корректируемую шумами, вспышками выстрелов и общим командирским решением на бой. Ночной бой требует лаконичной и выразительной сигнализации, доведенной до каждого участника. Он требует наконец совершенно особой подготовки - подготовки индивидуальной, позволяющей превратить каждого бойца в сознательную и гибкую воинскую единицу, грозную своей самостоятельностью, пониманием общей задачи, подвижностью и, конечно, самоотверженностью. Вот что такое ночной бой.

И все же Цезарь предпочитал ночной бой. Освоил его. Стал виртуозом ночного боя, энтузиастом и пропагандистом ночного боя. Почему? Потому что всегда добивался успеха в ночном бою? Но успеха он неизменно добивался и в дневном. Этот командир среднего звена, майор, погиб непобежденным. Он неизменно выигрывал все бои, а последний вознес его имя на уровень подвига, упоминаемого в любом, хоть сколько-нибудь методическом, изложении событий Великой Отечественной войны.

Он любил ночной бой за то, что ночь сберегала ему людей. Этому жизнелюбу и оптимисту необыкновенно дороги были люди. Он вел их на смерть. И себя обрекал смерти. Но он признавал смерть только неизбежную, неотвратимую, когда иного выхода нет.

Смерть, за которую враг заплатит вдесятеро.

***

Страна поднялась на смертный бой. Она встретила захватчиков ненавистью и единством. Стальная воля партии величественной целью защиты Отечества и избавления мира от фашистской мрази цементировала единство народа. Не на аморфное скопление суетящихся и пораженчески настроенных группировок натолкнулась нацистская машина, а на твердость народа, самоотверженного и целеустремленного в желании защитить свою землю.

По сути дела, уже в приграничном сражении идея "блицкрига" была похоронена. Пограничные заставы, Брест, Лиепая... Крушение военных планов вызвало у гитлеровцев взрыв уродливой ярости. Она изливалась на мирное население. Это было не слепое разрушение. Это была холодная, рассчитанная жестокость. Она преследовала цель - устрашить, парализовать ужасом.

7 августа в воздушном бою над Москвой совершил первый ночной воздушный таран воспитанник комсомола младший лейтенант Виктор Талалихин. Уже были закрыты грудью первые амбразуры. И первые храбрецы с гранатами в руках легли под гусеницы танков. Война ставила вопрос не только о чести и достоинстве, но и о самом физическом существовании народа. Недостатка в фактах не было: гитлеровцы с каждым днем поставляли их все щедрее - факты самых лютых зверств.

- Сама по себе статистика зверств задачу моральной подготовки бойцов за нас не выполнит,- внушал Никитин политрукам подразделений.

- Человек, как и всякое живое существо, наделен могучим инстинктом жизни, - вторил ему Куников. - Этот инстинкт самосохранения бывает подчас сильнее всего, он даже отважных людей заставляет бледнеть и пятиться.

Как воспитать бесстрашие - над этим думало все руководство отряда. Ответ был: только комплексно. Надо прививать чувство долга. Чувство локтя. Любовь к товарищу. И тогда придет бесстрашие.

Средством воспитания стала не только коллективная читка газет и их обсуждение. Средством воспитания стало простое человеческое общение, коллективный отдых в редкие свободные от учения часы - тот отдых, умелым организатором которого Куников был с юношеских лет.

Однажды августовским вечером Цезарь оказался неподалеку от площадки, где Никитин и человек десять бойцов отряда, покуривая, вели о чем-то неторопливый разговор. Цезарь прислушался. Речь шла о нем. Вася рассказывал биографию командира, не скупясь на возвышенные эпитеты.

Улучив момент, Цезарь позвал его и отвел за угол штабного барака.

- Василий, зачем это?..

- Чтоб люди знали, кто у них командир. Имеют они право знать, кто ты такой, не загубишь ли их задешево?!

- Ну-ну... Так что же ты, старик, святого из меня лепишь?

- Ничего не святого. Такого, как ты есть.

- Как это - такого? Уж ты-то знаешь - грешен я, батюшка. И недостатков у меня...

- А меня твои недостатки сейчас не интересуют.

- Но тогда и достоинствам моим никто не поверит.

Вася рассвирепел, светлые глаза еще больше посветлели.

- Ах так? Ну давай сюда свои грехи!

- А то ты не знаешь...

- Знаю! Потому и говорю, что никакого значения...

- Ладно, не кричи. Все равно, старик, кто мы с тобой такие, это и наши подчиненные, и мы сами узнаем только в бою.

Близился конец августа 1941 года. Темп продвижения немецко-фашистских войск уже не исчислялся десятками километров в сутки. Но вынужденную ограниченность маневра Красной Армии Куников переживал как огромное личное горе. Понимая сложность развертывания эвакуированных предприятий, отдавая себе отчет в трудности перехода мирных предприятий на военные виды продукции, он знал: чудес не будет, нужно время, и время немалое, чтобы развернуть производство, создать превосходство в технике, сформировать, обучить и вооружить современным оружием новые дививии, и тогда наступит перелом победоносный, прочный, необратимый.