Петр Межирицкий - Товарищ майор

Это было уже откровенное попрание внешнеполитических симпатий СССР.

Нелегко было сохранять бесстрастность. И хотя соображения высокой политики предписывали сохранять ее во что бы то ни стало, сочувствие к жертвам агрессии оказывалось сильнее.

"Из Соединенных Штатов сообщают, что тысячи сербов, хорватов и словенов, проживающих в США, выразили желание вступить добровольцами в югославскую армию". В самом выборе такого факта для публикации было сказано многое. Но разве все, что хотелось сказать?

Внешне он оставался тот же. Может быть, чуть погрузнел. Самую малость. Каждый год в день рождения, 23 июня, он измерял свой рост, вес, объем груди, талии, бедер. Последний раз он сделал это в 1940 году. Рост 170. Вес 76. Объем груди 104...

Да и внутренне он не переменился. Для одних он был Цезарь Львович, для других по-прежнему Цезка. Всеобщий любимец, умница, верный друг, добродушный юморист. Много знает, все умеет, все у него получается - ну и что? Трудяга невероятный, тащит вдвое против других, буквально днями и ночами - ну и что? Разве он не такой же, как все?

Разумеется, такой же. В этом-то все дело. Он действительно был как все.

Часто, отпустив машину, он возвращался с работы пешком - через площадь Дзержинского, Охотный ряд. Ночью впечатления дня давили сильнее - быть может, потому что сказывалась усталость. Он думал о неизбежном, о бессилии предотвратить то, что было не в его власти...

Вторая жизнь Цезаря Куникова

Утром 22 июня 1941 года Куников проснулся в поезде Москва - Ленинград. Стояло пригожее утро, пушистые облака и крохотные пыльные смерчи на проселках обещали устойчивую солнечную погоду. Дозревающие колосья кивали вслед поезду. Газеты писали о превосходных видах на урожай, о необходимости быстро и без потерь убрать зерно.

В Ленинграде Куникову предстояло провести совещание по экономии стратегического сырья и материалов, а вечером выехать обратно в Москву: 23-го день рождения, стукнет 32, нет ничего лучше, как провести такой день дома, с Наташей, с Юрой.

Он вынул блокнот и записал: 1. Газета. 2. Рабкоры. 3. О снаряде. 4. Завод им. Свердлова. 5. Лена и Володя.

Потом вспомнил: еще Дом инженера, у них есть интересная информация. Дописал: 6. Дом инженера.

Спрятал блокнот и задумался.

Нарком боеприпасов П. Н. Горемыкин настаивает, чтобы Цезарь шел к нему заместителем. Толковые администраторы сейчас нужны промышленности, как никогда. И именно в сфере обороны. Вероятно, надо соглашаться. Но, честно говоря, лучше бы в Наркомат вооружения, это ближе по профилю.

Поезд вошел под дебаркадер Московского вокзала.

Спустя два часа репродуктор в кабинете заведующего Ленфилиалом газеты вдруг прекратил передавать бодрые песни, и голос Левитана произнес тоном, от которого по спине забегали мурашки: "Работают все радиостанции Советского Союза... Через несколько минут слушайте выступление заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров... "

Вот оно. Итак, все-таки настало - великое испнтание. Он всегда знал, что оно настанет. Но знал он и другое: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами". Да, только так. Как бы ни сложилась судьба каждого.

Через несколько часов, отменив совещание и дав первые указания о перестройке на военный лад всей газетной тематики, он уехал в Москву. Повидаться с Леной и Володей не удалось. Он оставил записку: "Уверен, что наша Родина победит, С готовностью надену форму. Я надеюсь, что видеться нам еще придется".

Больше они не увиделись.

Письма:

"Москва. 29.У1 - 41. Дорогие Лена и Володя! Вот уже 8 дней, как идет война. Повестки нет. Военкомат говорит - ждите, надо будет - призовем. Полагаю, что мое место на флоте, или в армии, или в военной промышленности, где мог бы принести более ощутимую пользу. Ближайшие дни должны принести решение. В Москве - высокая организованность, хорошее настроение, вера в победу у всех и революционный порядок. Сим победиши!"

"Москва, 2.УП - 41. Дорогая Лена! Получил твое второе письмо.

Началась смертельная борьба с сильным врагом, в ходе этой борьбы могут быть и неудачи и поражения. Это не может угасить нашу веру в победу. Она основана не на случайных выводах, а на мудром предвидении. Будем же верить. И все делать на своих маленьких постах для достижения цели. Крепко целую. Спешу. Пишите. Письма утепляют душу. Цезарь".

Он еще колебался: не возьмут в армию, тогда в военную промышленность. В армию не брали: бронь. Наседал нарком боеприпасов Горемыкин, напористо добивался согласия. Цезарь колебался, звонил в наркомат вооружения, наркома не застал, решил звонить еще{8}...

Вдруг наступил перелом. Он зрел - по мере поступления сводок с фронта, по мере появления в газетах фотографий расстрелянных с "мессершмиттов" детей. Сперва даже у него, политически зрелого (уж куда больше!), это бессмысленное варварство вызывало только горестное изумление. Потом пришла ненависть необъятная, всепоглощающая. Он удивился: ненависть стала смыслом существования.

Окончательный выбор еще не был сделан. Но 3 июля наконец по радио выступил Сталин:

"Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей Армии и Флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!"

Сталин говорил медленно. Чувствовалось, как он волнуется, и это волнение передалось Цезарю. Он слушал.

"...Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время...

Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага...

Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу".

"Инициативу и сметку". Вот именно. И где как не на фронте? Применить весь арсенал знаний. Весь жизненный опыт. Всю изобретательность. Там-то всему этому и место...

Письмо:

"Москва, 9.VII - 41. Дорогая моя Лена!

...Газету пока не закрыли, мужчины в народном ополчении и в Красной Армии. Стыдно... сидеть на ненужной работе. Думаю, это продлится недолго. Тянет к фронту, к оружию... Целую. Цезарь".

Вопрос о должности заместителя наркома боеприпасов вошел в финальную стадию.

- По этому поводу у нас с Цезарем состоялось двухчасовое заседание у Петровских ворот, - вспоминает Наталья Васильевна.- Он рвался на фронт, ни о чем другом и слышать не хотел. "Наташа, ну какой я замнаркома боеприпасов? Ведь я же пороху не нюхал!"

Формула была найдена. А какой он военный без систематического военного образования - этого вопроса он себе не задал. "День настанет большой проверки, декрет скажет - и я пойду..." Декрет ничего не сказал, сказала совесть. Она влекла его по пути поколения - детей революции, ею воспитанных, ее защищающих, от нее неотторжимых.