Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945

Однако сам настрой мыслей в среде высшего командования и прочих служб явно отличался оптимизмом. В культурной и роскошной атмосфере Каринхолла кое-кто чувствовал себя очень неуютно со своими маленькими проблемами и сомнениями среди всех этих самоуверенных, самонадеянных, но, тем не менее, все понимавших и небесполезных генералов и офицеров Генерального штаба. После общего обсуждения сложившейся обстановки Геринг вовлек меня и Мельдерса в продолжительную беседу. Началом ее послужило награждение нас Золотой медалью летчика, осыпанной драгоценными камнями, как знак признания наших заслуг. Но после церемонии награждения рейхсмаршал совершенно открыто заявил, что он недоволен положением дел в истребительной авиации, особенно в плане истребительного прикрытия, а затем энергично призвал нас к еще большим усилиям. У него также имелся свой собственный план, как возродить недостаточную активность истребителей. Так что в конце своей речи он выразил пожелание ввести совершенно молодые силы в командный состав истребительной авиации.

В начале войны все командные должности были заняты офицерами довольно солидного возраста, служба которых начиналась еще во время Первой мировой войны. Во время западного наступления стало совершенно очевидно, что ни физически, ни умственно они не соответствуют тем высоким требованиям, которые ставила перед ними авиация, и по этой причине многие из них были уволены. А уже на следующей ступени преобразований Геринг хотел выдвинуть в ряды командования истребительной авиации молодых и удачливых летчиков. При этом он решил начать с Мельдерса и меня, желая поставить пас на должность командиров крупных авиагрупп.

Следует сказать, что я вовсе не был доволен таким поворотом дел, и открыто сказал об этом Герингу: "Мне нравится мой полк, и мне достаточно этой ответственности и кроме того, меня несколько настораживает перспектива быть привязанным к земле и не принимать участия в боевых вылетах". — "Не беспокойтесь*, — отвечал Геринг. Затем он объяснил, что основная идея его замысла как раз состояла в том, чтобы командир авиагруппы лично вел в бой свои эскадрильи, причем этим командиром был бы самый удачливый и результативный летчик всего авиасоединения в целом.

Могло ли подобное революционное преобразование лежать в русле военной традиции? Молодые офицеры, летчики истребители, хорошо зарекомендовавшие себя в личных схватках с неприятелем и при управлении небольшими авиаподразделениями быстро и вне всяких условностей получали бы высокие звания и соответствующие им должности. При этом вполне можно было бы ожидать одного или двух провалов. Тем не менее во время войны, в столь невероятно тяжелых сражениях, было четко видно, что командир полка истребителей только тогда добивался всеобщего признания, когда он не требовал от своих подчиненных того, чего сам не мог выполнить. Таким образом, командование истребительной авиации явилось первым подразделением военно-воздушных сил, которое поставило на должности командиров авиакорпусов более молодых летчиков. Два года спустя командование бомбардировочной авиации последовало этому примеру, правда преодолевая при этом упорное сопротивление.

Я не очень-то поверил обещаниям Геринга, потому что видел столь же много, сколько летал, так что я пребывал в несколько подозрительном и раздраженном состоянии духа. Когда же в конце беседы он спросил, есть ли у нас какие-нибудь пожелания или просьбы, я сказал: "Да, господин рейхсмаршал, оставьте меня командиром авиаполка". Но эта просьба была отвергнута.

Естественно, на обратном пути в Берлин мы с Мельдерсом обсуждали разговор. Мельдерс был обладателем рекорда сбитых неприятельских самолетов, и это количество все увеличивалось. Он был асом среди всех немецких летчиков-истребителей. Вик, Бальтазар и я шли вслед за ним на некотором расстоянии, в духе постоянного соперничества. Хоть Мельдерс и являлся блестящим истребителем, но его подлинные потенциальные возможности и амбиции лежали больше всего в тактической и организационной областях. Он вообще не одобрял мою позицию, противоположную плану Геринга, который совершенно подходил его желаниям и устремлениям. Тут он сослался на величайшую пару среди истребителей Первой мировой войны — Рихтгофен и Бельке, причем первый из них был одним из самых преуспевших истребителей, в то время как другой был наиболее известным тактиком, по крайней степени по мере развития истребителя как вида оружия. "Хорошо, — наконец заметил он неудовлетворенно, поскольку, я считаю, ты можешь быть Рихтгофеном люфтваффе, то я предпочитаю стать Бельке". И безусловно, он стал бы именно тем. кем хотел, если бы не смерть, которая слишком рано прервала его деятельность.

Две недели спустя мы снова встретились с рейхсмаршалом. Теперь он приехал к нам на побережье с визитом. Крупномасштабные налеты бомбардировщиков были неизбежны, а превосходства в воздухе, столь необходимого для этого, все еще не было достигнуто. Английской истребительной авиации был нанесен урон, это правда, но она не была разбита. Кроме того, задействованные бомбардировщики "Штука" и наша истребительная авиация, естественно, испытывали тяжелые и невосполнимые людские потери, а также потери в моральном и в материально-техническом отношении. Нерешительность насчет того, продолжать ли дальше воздушные наступательные действия, была свойственна почти каждому пилоту. А Геринг отказывался понять, что его люфтваффе — этот сверкающий и до сих пор приносивший успех меч — угрожал затупиться в его руках. Он думал и верил, что летчикам просто не хватает боевого духа, а также уверенности в конечной победе.

Но, по-моему, он шел в неверном направлении. У него не было ничего, кроме упреков в адрес истребительной авиации, при этом он выражал свое недовольство в самых резких словах. Тема защиты или прикрытия истребителями пережевывалась снова и снова. Причем Геринг четко излагал точку зрения собственно бомбардировщиков и настаивал на плотном и тесном прикрытии последних. Бомбардировщик, утверждал он, более важен, чем рекордные цифры сбитых самолетов. Я попытался указать на то обстоятельство, что "Ме-109" наиболее хорош при нападении и не столь подходит для чисто оборонительных целей, в отличие от "спитфайра", который, обладая меньшей скоростью, был гораздо более маневренным. Он отверг все мои возражения. И мы еще раз услышали в свой адрес множество резких слов. В заключение, поскольку времени уже оставалось мало, он стал более дружелюбным и поинтересовался, что бы мы хотели попросить для своих авиасоединений. Мельдерс попросил о том, чтобы была создана серия "Ме-109" с более мощным мотором. Просьбу пообещали удовлетворить. "А вы?" — Геринг повернулся ко мне. Нисколько не колеблясь, я сказал: "Я хотел бы, чтобы мое соединение было укомплектовано "спитфайрами". Выпалив это, я почувствовал некоторое потрясение, ведь на самом деле я так не думал. Несомненно, в основном я предпочитал наш "Ме-109" "спитфайру", но я был невероятным образом раздражен отсутствием понимания и тем упорством, с которым наше командование отдавало нам приказы, которые мы либо не могли выполнить, либо могли выполнить не полностью — вследствие всех тех недостатков, в которых нас уж никак нельзя было винить. Такая бесстыдная наглость просто отняла у Геринга дар речи. Он топнул ногой и вышел, издав возглас недовольства и раздражения.