Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Мы приезжаем, и неожиданно выясняется, что зритель во Дворец спорта не идет. Все билеты на «Мастера и Маргариту», на «Гамлета» давно проданы, а на «Поиски жанра» (практически на Высоцкого) — никаких аншлагов. Вместо десяти спектаклей прошло всего пять. А вот на концертах в институтах и других залах были битковые сборы. Это несколько приободрило Володю, а то он очень переживал… И только позже мы узнали, что тбилисцы вообще не любят ходить в свой Дворец спорта…»

Нервы Высоцкого в те дни были на пределе. Не дождавшись конца гастролей театра, он ночью внезапно срывается из гостиницы и уезжает в Москву. Но там его ждут новые повестки от ижевских следователей, в Ижевске уже назначена дата суда, и требуется присутствие на нем и Высоцкого. Но по совету знакомого юриста Высоцкий и на этот раз остается в Москве.

И вновь — обострение болезни, новые уходы «в пике до чертиков».

Эдит Пиаф, сама много раз переживавшая подобное состояние, в своих воспоминаниях писала: «В течение сорока восьми часов я не переставая выла, билась на постели в белой горячке, я видела вокруг себя кишащую толпу гномов в белых халатах, с громадными ухмыляющимися лицами, а прямо перед собой — огромного хирурга.

Гномы и хирург потрясали надо мной кулаками, а потом начинали меня бить. В этот момент я от страха приходила в себя, и видение исчезало на несколько секунд.

Потом кошмар начинался снова. Вновь появлялись гномы и доктор, они проклинали меня, бранились, грозили кулаками… И каждый раз, стоило мне только закрыть глаза, я начинала видеть их…»

Коллега Владимира Высоцкого по театру И. Дыховичный высказался на этот счет кратко: «В последний год или полтора это была жизнь в аду. В аду, который я не пожелал бы ни одному своему врагу».

В периоды затишья, когда Высоцкий приходил в себя, он вспоминал о своих близких.

Его вторая жена Л. Абрамова рассказывает: «Володя позвал меня к себе на Малую Грузинскую. Я там была один-единственный раз. А до этого Володя встретился с ребятами, и что-то его обеспокоило. Аркаша уже перешел в 10-й, Никита в 9-й класс…

Все, что он мне тогда сказал, можно уложить в одно предложение… Куда бы ребята ни захотели поступить — хоть в литинститут или в военную академию, — куда угодно, он это сделает. Но ему тогда хотелось, чтобы Аркаша пошел в геолого-разведочный институт, а Никита — в институт военных переводчиков. Еще его беспокоило, какие у них друзья… А не пьют ли они? Нет ли у них каких-то рискованных друзей? А я с ним немножко невпопад общалась: его беспокоили дети, а я только о нем думала. И ничего умного и связного про ребят я ему не сказала.

И тревожно было, — почему-то очень много замков в квартире… И как-то уж очень он меня убеждал, что у него здоровый, совершенно молодой организм: в Штатах так тщательно его обследовали, просветили все на свете. Как будто ему двадцать лет… Он меня в этом убеждал, а мне совсем наоборот показалось. И мрачен он был, вот я и испугалась».

Будучи с детских лет веселым, легким на подъем человеком, душой любой компании, Высоцкий к концу жизни очень изменился, и не в лучшую сторону. Непростая судьба и многолетний тяжкий недуг сделали свое дело. Олег Савосин вспоминал: «Мы встречались, разговаривали, вспоминали. Но Володя часто был усталый, мрачный, раздражительный. Он к тому времени здорово изменился — мне показалось, что он очень сдал. Он выглядел старше своих лет, часто плохо себя чувствовал. Даже характер у него изменился: появились какие-то другие черты. Прежняя его веселость бывала уже очень редко».

«Но с годами тот, который был способен на всевозможные эскапады, розыгрыши, шутки, уступал место человеку необщительному, замкнутому, сдержанному. Круг друзей и знакомых заметно сужался, лишь к немногим близким ему по «группе крови» людям сохранял он дружеское расположение. Однако общаться даже с ними становилось мучительно — чем дальше, тем больше: и нехватка времени, и отсутствие радостей, а делиться неприятностями не хотелось — у всех их было предостаточно. Потому-то желания «почудить» хватало с некоторых пор только для дома».

Слова эти, сказанные Н. Галаджевой про Олега Даля, вполне могут быть отнесены и к Владимиру Высоцкому последних лет жизни. И вновь поражаешься, как много общего в судьбе этих двух, совершенно разных по характеру, людей.

Осенью 1979 года на телевизионных экранах страны прошла премьера пятисерийного фильма «Место встречи изменить нельзя». За многие годы страна не знала такой телевизионной премьеры: улицы городов буквально вымирали во время показа очередной серии. Люди упивались неотразимым Глебом Жегловым в исполнении Владимира Высоцкого. Даже дружная армия кинокритиков впервые за долгие годы благожелательно отозвалась об очередной роли Владимира Высоцкого. В хор этих голосов включилась даже антитаганковская «Литературная газета», поместившая 27 ноября на своих страницах статью Ольги Чайковской с похвалой в адрес фильма. 29 ноября, после месячного перерыва, Высоцкий возобновляет свою концертную деятельность концертом в московской библиотеке № 60. Затем улетает в Канаду и 4 ноября уже выступает с концертом в Торонто. В этом году он даст около ста концертов в различных городах Союза и за рубежом. Сил на то, чтобы повторить прошлогодний рекорд (150 концертов), уже не остается. Количество произведений, созданных в этом году, колеблется в пределах 25. Веселых, жизнерадостных, полных едкой сатиры и юмора произведений среди них почти нет.

В середине декабря вновь дает о себе знать сценарист с Одесской киностудии Игорь Шевцов, предложивший летом этого года В. Высоцкому совместно работать над картиной «Зеленый фургон». В середине декабря И. Шевцов вернулся из Крыма и в Москве встретился с В. Высоцким. К этому времени было уже получено окончательное разрешение Одесской киностудии на то, чтобы режиссером картины был В. Высоцкий. И вот после этого И. Шевцов и В. Высоцкий, на квартире последнего, приступают к совместной работе над сценарием. И. Шевцов вспоминает: