Лев Андреев - Янгель: Уроки и наследие

Где-то дня через два к нам в проектно-конструкторский сектор, вернувшись из Москвы, по привычке зашел Михаил Кузьмич, и стал знакомиться с ходом работ по подготовке предложений для разработки новой ракеты.

Начальник сектора Э.М. Кашанов, оценив обстановку, шепнул мне:

— Поговори с Кузьмичом!

Дождавшись, когда Главный подошел к кульману и ознакомился с проблемой, над которой "ломал" голову, я неожиданно попросил разрешения обратиться по личному вопросу. Он посмотрел на меня удивленно и внимательно, а потом сказал:

— Ну давай! Что у тебя там стряслось!

Коротко и аргументированно изложив суть своей просьбы, я в заключение сказал, что профсоюзный комитет в лице его председателя категорически против. Как только я кончил излагать свою проблему, Главный попросил Э.М. Кашанова связаться с профсоюзным комитетом и вызвать его председателя.

Когда буквально через несколько минут последний появился в комнате, Михаил Кузьмич сам напомнил ему о моей просьбе и предложил положительно решить поднятый вопрос. Председатель профкома опять повторил свои доводы защитника интересов трудящихся, заботящегося о их здоровье, а в конце речи усилил излагаемую позицию, заявив, что предприятию это не выгодно, а проситель просто стяжатель. Однако он явно перебрал. В начале разговора Михаил Кузьмич был спокоен и приветлив, но после услышанного монолога мгновенно совершенно изменился. На лицо опустилась суровая маска, резким стал тон разговора, чувствовалось, что ему с трудом удается держаться в рамках приличия.

— Послушай, — назвал он стража закона по имени и отчеству, — у человека случилась большая беда, ему нужно помочь, он просит нас об этом. Но просит-то он не Христа ради, не милостыню. Взамен предлагает свой труд. Отпуск у него очередной, на здоровье не жалуется. А обстановка сейчас в конструкторском бюро, как тебе хорошо известно, напряженная. Люди работают с большим энтузиазмом, не считаясь с личным временем, и надо, по-моему, нам с тобой быть ему благодарными за то, что в трудное для коллектива время он отказывается от законного отпуска и хочет работать для общего дела. Я разрешаю выплатить компенсацию и пусть продолжает работать.

Председатель профкома, как ужаленный, подскочил:

— Михаил Кузьмич, Вы не имеете права!

— Я?! Я не имею права?!

И обращаясь ко мне:

— Давай заявление, я подпишу!

Я сказал, что заявление еще не написал.

— Завтра утром принеси мне заявление. — И с этими словами Михаил Кузьмич отпустил незадачливого блюстителя закона.

Больше Главный не стал обходить рабочие места, о чем-то поговорил с начальником сектора и ушел к себе.

Утром на следующий день, едва я пришел на работу и не успел еще встать за кульман, как отворилась дверь, в сектор вошел сам (!) Михаил Кузьмич и обратился ко мне.

— Принес заявление? Давай!

На протянутом заявлении он наложил резолюцию: "ОК, Бухг. [8] Отдел кадров, бухгалтерия — Авт. — оформить" и расписался.

К этому следует добавить, что виза председателя профкома на моем заявлении все же появилась. Об этом я узнал через два дня, когда получал денежную компенсацию за неиспользованный отпуск. А через день вызвали все в тот же профсоюзный комитет и предложили написать еще одно заявление — на оказание материальной помощи, которую незамедлительно выдали.

Деньги, о которых просили старики, выслал сразу переводом, а в письме в восторженных фразах рассказал дедам, какой замечательный человек наш Главный конструктор М.К. Янгель!

О доступности Главного для всех без исключения было общеизвестно. Скорее следует не удивляться тому, что он практически никому не отказывал в личных контактах, а попытаться понять, как при огромной занятости, это ему удавалось. Кстати, нужно отдать должное и его личному секретарю — простой женщине Лидии Павловне (так все ее звали) Мышковской, которая не только никогда не чинила искусственных препятствий на пути в кабинет, но, наоборот, всегда старалась помочь и посодействовать.

Молва такую информацию делает очень быстро общеизвестной. Об этом пишет в своих воспоминаниях начальник планового отдела М.Я. Виноградов:

"Помню, как однажды в моем присутствии в кабинет Михаила Кузьмича, приоткрыв дверь, очевидно, удачно миновав секретаря, заглянул рядовой работник одного из производственно-лабораторных подразделений. Явно смущаясь, он робко спросил:

— Разрешите?

Михаил Кузьмич, в это время рассматривавший принесенный мною документ, приподнял голову, внимательно посмотрел на непрошеного посетителя и спокойно ответил:

— Войдите.

И, не отрывая взгляда от вошедшего, спросил:

— Что Вы хотели?

Вошедший молодой человек, явно смущаясь, начал скороговоркой:

— Михаил Кузьмич, при демонтаже стенда нам приказали резать конструкции автогеном, а не разбирать…, а ведь можно… они еще могут пригодиться вторично…

И, несколько смутившись, замолчал.

Главный доброжелательно улыбнулся и спросил:

— А Вы начальнику отдела докладывали?

— Докладывал.

— Ну что же он Вам на это ответил?

Вошедший вяло и безнадежно махнул рукой и промолчал. Продолжая внимательно рассматривать смутившегося парня, Михаил Кузьмич деликатно, несколько извиняющимся тоном сказал:

— Сейчас я занят. Вы можете зайти ко мне завтра после окончания работы? Я хотел бы выслушать Вас более подробно.

После этого он спросил фамилию посетителя и записал в настольном календаре. Посетитель от удовольствия расплылся в улыбке и с готовностью бойко ответил:

— Спасибо, я обязательно зайду!

И торопливо и бесшумно выскользнул за дверь.

Внимательно наблюдал я за этим любопытным диалогом академика с рядовым техником и думал:

"Удивительно! Столь занятый и сосредоточенный руководитель (а он рассматривал сверхсерьезный документ) без единой нотки неудовольствия переключился на беседу с неожиданно появившимся человеком и проявил при этом столько такта и внимания".

В этом характерном эпизоде, как в зеркале, отражаются истоки популярности М.К. Янгеля не только в конструкторском бюро, но и среди гражданских и военных смежников и даже просто тех, кому приходилось сталкиваться с ним.

"Не всякого начальника, — подчеркивает военный испытатель М.И. Кузнецкий, — ждали на космодроме так, как ждали Янгеля. Он всегда приезжал с новыми идеями и планами в развитии ракетной техники, хорошо знал ее состояние в стране и за рубежом. Он считал своим долгом поделиться с военными испытателями, рассказами о проводившихся в Москве мероприятиях по вопросам обороны. Главный лучше нас умел определить из директив Правительства те задачи, которые стоят перед КБ и полигоном. Несмотря на огромную занятость активно участвовал в жизни космодрома".