Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

После дополнительного обсуждения по дипломатическим каналам 4 июля в Москве было опубликовано официальное сообщение о том, что между Горбачевым и Рейганом достигнута договоренность о проведении встречи на высшем уровне в Женеве 19–20 ноября 1985 года. Днем раньше такое же сообщение было опубликовано в Вашингтоне. Повестка дня встречи оставалась открытой.

Одновременно в Москве была объявлена еще одна новость, сразу привлекшая внимание всего дипломатического мира: смена советского министра иностранных дел.

Фактически Горбачев избавлялся — в преддверии серьезного диалога с США — от тяготившего его министра, которого он недолюбливал и который своим присутствием и авторитетом мешал проведению зарождавшегося курса „нового мышления" во внешней политике СССР. Учитывая, однако, позитивную роль, которую сыграл Громыко в избрании Горбачева на пост Генерального секретаря, ему не предложили уйти в отставку (это случилось позже, в 1988 году), он был назначен на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Формально это был высший государственный пост, но не имевший по существовавшим тогда порядкам большого политического влияния.

Уход Громыко с поста министра иностранных дел, который он занимал почти 30 лет, по существу, знаменовал собой окончание целой эпохи в советской внешней политике и дипломатии. Громыко был убежден по-своему в правильности этой политики и проявлял незаурядное упорство, талант и немалые профессиональные качества в ее осуществлении. Он был инициатором многих наших важных внешнеполитических шагов, в том числе и в области ограничения вооружений. Главным для него была защита национальных интересов, как он их понимал, и в первую очередь твердое отстаивание завоеваний после тяжелой войны с фашистской Германией. Ученик Сталина, он не придавал большого значения моральным аспектам внешней политики (например, проблеме прав человека), хотя в личном плане он был достаточно честен. Он не очень верил в такие „отвлеченные" понятия, как „общечеловеческие ценности", не воспринимал их в качестве серьезного фактора реальной политики, в том числе и с учетом не всегда безупречных действий самих США, и не верил в возможность быстрых кардинальных договоренностей с Западом.

В переговорах Громыко проявлял большое упорство и настойчивость. Если у него была запасная позиция по тому или иному вопросу, то он раскрывал ее лишь тогда, когда партнер по переговорам уже собирался встать из-за стола, чтобы закончить беседу. Впрочем, эта черта его порой переходила в крайность, т. е. в недостаточную гибкость, что задерживало подчас своевременное достижение необходимых договоренностей.

Вместе с тем Громыко не был сторонником ненужных и опасных конфронтации, особенно с США. Он настойчиво боролся против угрозы новой войны, особенно ядерной, за заключение соглашения по ограничению вооружений. Это, впрочем, не мешало ему быть видным советским „рыцарем" „холодной войны", особенно когда он считал, что нашим интересам угрожает империализм. Он был идейным коммунистом и верил в конечную победу идеалов коммунизма.

Все это было прочно заложено в его мышлении и кодексе его поведения. Когда же новые события и быстрые преобразования в мире потребовали нового подхода к внешней политике страны, он продолжал оперировать старыми категориями и незаметно для себя стал тормозом в деятельности советской дипломатии, которой он руководил столько лет. Под конец он сам почувствовал это и внутренне переживал, но переделать себя уже не мог. В этом была личная трагедия Громыко, крупного политического деятеля советского периода.

В человеческом плане могу засвидетельствовать, что, несмотря на свою внешнюю суровость, это был, скорее, доброжелательный человек, который мог проявлять определенную лояльность в отношении своих сотрудников. Его высокая профессиональная компетентность и преданность делу, несмотря на его недостатки, вызывали уважение в МИД, а также у коллег — министров других стран.

В связи с отстранением Громыко встал вопрос о назначении нового министра. Как рассказывали мне потом некоторые члены Политбюро, Горбачев заявил, что в аппарате МИД имеются достойные кандидаты, крупные дипломаты — Корниенко, Добрынин, Червоненко. Однако, продолжал он, этот важный участок работы должен быть непосредственно в руках партии.

И совершенно неожиданно для всех он предложил на этот пост Шеварднадзе, первого секретаря коммунистической партии Грузии, дав ему высокую характеристику. Это действительно изумило многих членов Политбюро. Шеварднадзе никогда не занимал никаких постов в Москве, был все время „в провинции". Кроме того, он не имел никакого дипломатического опыта {29} 29 Вот как описывает сам Горбачев в своей последней книге „Жизнь и реформы" предварительный разговор с Громыко о его преемнике: „Громыко рассчитывал выдвинуть на этот пост кого-то из дипломатов. Говорил о Корниенко, назвал и сам же отклонил Воронцова, в то время посла во Франции. Упоминалась и кандидатура Добрынина, хотя он его не жаловал, видимо, понимал, что тот во многом ему не уступает, а может быть и превосходит". Когда же Горбачев назвал кандидатуру Шеварднадзе, то первая реакция Громыко „была близка к шоку". .

Однако Горбачев не придавал всему этому большого значения — со временем научится. Для него важно было иметь рядом с собой умного человека, не обремененного грузом прошлых стереотипов советской внешней политики и готового без особых возражений осуществить его новые замыслы.

Для Горбачева важно было иметь единомышленника в составе Политбюро, где далеко не все разделяли его „новое мышление" во внешней политике.

Характерен в этой связи такой эпизод: Пономарев, кандидат в члены Политбюро, одновременно долгое время возглавлявший международный отдел ЦК КПСС, подготовил в начале 1986 года проект международного раздела для Отчетного доклада Политбюро XXVII съезду КПСС. Когда редакционная комиссия обратила его внимание на то, что проект составлен по старым образцам без попыток отобразить новый подход или элементы нового мышления, то возмущенный Пономарев заявил: „Какое еще новое мышление? У нас правильное мышление. Пусть американцы меняют свое мышление. То, что говорит Горбачев за границей, так это только для них, для Запада!"

Горбачев знал, что в личном плане он мог полностью рассчитывать на Шеварднадзе. Они были хорошо знакомы и даже дружили, когда были секретарями партийных организаций больших соседних регионов на юге страны. То, что Шеварднадзе не входил в состав кремлевского руководства, также устраивало Горбачева, так как это лишь усиливало личную преданность нового министра Генеральному секретарю.