Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Я подтвердил, что мы таким же образом понимаем положение дел.

Мы, продолжал Шульц, особо отметили и положительно расценили в письме Горбачева его мысль о том, что встреча на высшем уровне не обязательно должна завершиться подписанием каких-то крупных документов, хотя если бы удалось выработать отдельные соглашения, то можно было бы оформить их и во время встречи. Это вполне созвучно и нашему подходу, подчеркнул он. О сказанном госсекретарь просил доложить в Москву.

В телеграмме правительству я сообщил, что администрация Рейгана, пожалуй, начинает реально исходить из возможности проведения советско-американской встречи уже в этом году и делает первые попытки осмыслить такую возможность. Хорошо бы подтолкнуть ее в практической плоскости.

Во время работы пленума ЦК Горбачев пригласил меня для беседы с глазу на глаз. Он сразу же стал развивать свои взгляды на наши отношения с США, задавая при этом много конкретных вопросов (его интересовало об Америке буквально все).

Он сформулировал основную стратегическую задачу: надо приложить все усилия, чтобы переломить нынешние враждебные отношения с США в сторону их нормализации и развития. При этом не следует драться из-за мелочей или затевать споры по идеологическим вопросам. Таких столкновений надо избегать во имя решения главной задачи.

Этим должен руководствоваться и я, как посол. Ближайшая цель — организация встречи с Рейганом. Таков был его наказ мне.

Горбачева очень интересовал вопрос: что же все-таки за человек Рейган? Убежденный антисоветчик? Бесспорно. Но поддается ли он убеждениям или безнадежен на этот счет? Антикоммунистический фанатик или все-таки прагматик? Можно ли с ним о чем-то договориться, или из этого ничего не выйдет?

Я отметил, что в течение первых четырех лет президентства Рейган откровенно демонстрировал свое враждебное, конфронтационное отношение к Советскому Союзу. Он и действовал в этом направлении, хотя и избегал ситуаций, чреватых военными столкновениями с нами. Он был категорически против возвращения к временам разрядки начала 70-х годов. Короче, у Рейгана было одно, весьма враждебное по отношению к нам лицо.

Однако в последний год-полтора у него стали проглядывать, правда, довольно туманно и весьма неустойчиво, черты прагматизма и даже некоторой заинтересованности в установлении с СССР каких-то контактов, вплоть до самого высокого уровня. Проходил ли он при этом, хотя и сугубо по-своему, эволюцию Никсона в отношении СССР? Трудно сказать. Мой опыт личных бесед с ним, сказал я, вместе с тем показывает, что с ним можно разговаривать.

К тому же у Рейгана, заметил я, не было ни одной встречи с кем-либо из советского руководства, кроме Громыко. А последний, как известно, довольно своеобразный собеседник.

В целом я высказывался за личную встречу Горбачева с Рейганом, особенно за их беседы наедине, уже в текущем году. Разумеется, давать какие-либо гарантии в отношении результатов такой встречи нельзя, добавил я, но, думаю, что в целом можно приобрести для наших нынешних отношений гораздо больше, чем потерять.

Горбачев с этим согласился. В ходе беседы он не скрывал от меня, что недоволен консервативным и догматическим подходом Громыко к кардинальным вопросам внешней политики СССР, в частности, на американском направлении. Чувствовалось, что про себя он уже решил вопрос о его замене.

Не забыл он, по-видимому, и о раздраженной реакции Громыко на его поездку в Англию (еще в качестве просто члена Политбюро), которая" вызвала первые благожелательные высказывания на Западе в адрес нового члена советского руководства. В разговорах с некоторыми старыми членами Политбюро Громыко допустил неосторожность и критически отозвался о поведении Горбачева за рубежом, который, мол, слишком уж рекламирует себя. Одновременно Громыко сделал внушение нескольким нашим послам в западных странах, в том числе и мне, которые сообщили в Москву о благоприятных откликах на поездку Горбачева в Англию.

Горбачев быстро узнал обо всем этом и, похоже, надолго запомнил.

Из первой обстоятельной беседы с Горбачевым мне запомнились две высказанные им мысли. Первая: через гонку вооружений нельзя добиться „победы над империализмом", больше того, без ее прекращения никаких внутренних задач не решить. Вторая: в противоборстве с США — и он считал это тогда неизбежным — надо прежде всего добиваться их вытеснения из Западной Европы. Наиболее эффективный способ — это ослабление международной напряженности и взаимный поэтапный вывод американских и советских войск. Для американцев это будет означать возврат за океан; для нас — фактический отвод войск на несколько сот километров за наши границы, где их присутствие все равно будет незримо ощущаться европейскими государствами. Таковы были первые ростки „нового мышления" Горбачева в области внешней политики. Впоследствии эти взгляды были им подкорректированы в сторону сотрудничества с США.

В Вене, во время юбилейных празднеств в Австрии (14 мая), состоялась встреча Громыко и Шульца. Был обсужден широкий ряд вопросов с упором на идущие переговоры в Женеве по ядерным и космическим проблемам. Шестичасовой разговор был достаточно детальный, но бесплодный.

Лишь в конце был затронут главный вопрос о встрече на высшем уровне (никто первым не хотел поднимать его, по дипломатическим понятиям это означало бы проявить „излишнюю заинтересованность"; по существу же, это была ненужная „игра в дипломатию" двух министров).

Громыко имел четкие инструкции Горбачева обязательно обсудить этот вопрос. Поэтому ему пришлось первому начать разговор о месте и времени встречи. Он сказал, что Горбачев предлагает организовать встречу в ноябре. Что касается места, то в Москве приветствовали бы приезд туда президента Рейгана.

Шульц ответил, что сейчас очередь за советским лидером посетить Вашингтон. Громыко отклонил эту мысль, предложив тогда встретиться где-то в Европе (Горбачев не хотел в тот момент ехать первым в Вашингтон, чтобы это не выглядело в советском руководстве и в стране, как будто он едет „на поклон к Рейгану").

Шульц обещал доложить президенту вопрос о времени и месте встречи.

Оба министра условились о том, что вопрос о встрече, который ставился уже на практические рельсы, будет сохраняться в строгой тайне. Особенно на этом настаивал Шульц, который опасался, что преждевременная утечка информации может сорвать встречу. Сам Громыко высказал пожелание, чтобы обе стороны обеспечили в оставшееся до встречи в верхах время стабильность и спокойную атмосферу без каких-либо серьезных конфликтных ситуаций; стороны должны также постараться подработать несколько договоренностей, чтобы встреча на высшем уровне была бы значимой и по своему существу (таково было поручение Горбачева).