Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Я с головой окунулся в работу. Мне вначале было поручено вести внутриполитические дела и экономику США, что, естественно, не вызвало у меня большого энтузиазма, поскольку, как и всех молодых сотрудников МИД, меня интересовали внешнеполитические вопросы. Но ничего не поделаешь, пришлось подчиниться и возглавить работу соответствующего отдела посольства. Должен, однако, признаться, что в последствии я был благодарен послу Зарубину за то, что он сперва посадил меня на эти „малоинтересные" проблемы, которые в МИД большинство сотрудников (и я вместе с ними) знали лишь поверхностно и которые мне пришлось в Вашингтоне изучить довольно глубоко. Это очень помогло в моей дальнейшей дипломатической работе.

Тем временем я стал „набирать очки" и во внешнеполитических делах посольства. Дело в том, что при подготовке важной информации для Москвы или ответа на соответствующие запросы посол собирал у себя советников посольства для обмена мнениями. Я довольно быстро обнаружил, что, хотя по конкретному знанию отдельных сторон жизни в США я еще отставал от своих коллег, в то же время в вопросах большой политики я ориентировался заметно лучше их. Тут сказывался большой опыт работы в секретариате МИД.

Так получилось, что в течение короткого времени Зарубину пришли один за другим два важных запроса о возможных рекомендациях посольства по двум конкретным делам. При подготовке ответов мнения разошлись: я предлагал один вариант, а другие советники — другой. В обоих случаях посол принял сторону моих коллег. Однако вскоре пришли телеграммы, в которых посольству указывали, как действовать по упомянутым делам. И в обоих случаях эти указания были ближе к тем соображениям, которые я высказывал на совещаниях у посла.

Вскоре посол получил запрос лично от самого Сталина, что было крайне редким событием, т. к. обычно запросы поручалось делать министерству. Был срочно подготовлен ответ. При обсуждении его у посла картина повторилась: я снова оказался в меньшинстве. После долгих колебаний посол все же послал мнение „большинства". В ответ пришла неприятная телеграмма из Москвы: „Ваше предложение недостаточно продумано".

После этого случая посол пригласил меня для беседы наедине. Он хотел понять, каким образом мне удается „угадывать мысли Москвы". Сказал ему, что тут нет никакого особого секрета: просто срабатывают „чутье и опыт", приобретенные мною в процессе подготовки в течение длительного времени проектов важных решений.

Зарубин после этого издал распоряжение, чтобы все проекты телеграмм из посольства в Москву предварительно визировались мною, прежде чем их давать на подпись послу. 24 июля 1954 года я был назначен советником-посланником посольства.

В 1955 году в Сан-Франциско торжественно отмечалось 10-летие со дня создания ООН. Советскую делегацию возглавлял Молотов. В Нью-Йорк он прибыл пароходом, но в Сан-Франциско решил поехать поездом, чтобы немного посмотреть страну. В поездку он взял с собой Зарубина, а тот меня. К этому времени я вроде неплохо разбирался в проблемах страны и мог быть полезен в поездке.

Мы проехали по железной дороге три дня и две ночи. На станциях собиралось много любопытствующих, желавших увидеть „живого Молотова". „Холодная война" была в разгаре, но поездка прошла, к счастью, без всяких эксцессов или инцидентов. Лишь на остановке в Чикаго, где живет много эмигрантов славянского происхождения и где находилось руководство профсоюзов, враждебно настроенных против СССР, собралась довольно большая толпа, которая, когда Молотов выглянул из окна, начала громко кричать: „Бу-у-у…" (но без других проявлений прямой враждебности).

Когда поезд тронулся, Молотов спросил Зарубина, что кричали собравшиеся.

„А это, Вячеслав Михайлович, знак приветствия у американцев", — не моргнув глазом сказал посол (фактически же в США это проявление неодобрения).

Молотов посмотрел на него с некоторым недоумением, заметив, что у американцев странный способ приветствовать иностранцев.

Я промолчал, чтобы не подводить посла.

Еще об одном случае хотел бы вспомнить, эпизод небольшой, но довольно характерный для оценки умонастроения Молотова.

По дороге из Нью-Йорка в Сан-Франциско нас в поезде сопровождал (в своем купе) официальный представитель госдепартамента. Человек весьма любезный, нам не надоедал, хотя охотно помогал, если к нему обращались за помощью.

Как-то Молотов заинтересовался местами, где мы проезжали, и захотел посмотреть по карте, где мы находимся. У нас, к сожалению, ни у кого не оказалось карты. Обругав всех нас „безмозглыми", он надулся. Что делать?

Я пошел тогда к американцу. Он сказал: „Нет проблем, подождите следующей остановки, и у вас будет карта".

И действительно, он вскоре принес красочную карту с указанием железных дорог и всех станций на нашем пути. Однако на ней было одновременно показано местоположение крупных военных лагерей и баз на этой территории с указанием железнодорожных станций, где надо было сходить, чтобы добраться до этих объектов.

Принесли мы эту карту Молотову. Министр ужаснулся, увидев обозначения баз и военных лагерей. Заявил, что это провокация, что нам нарочно подсунули секретную карту, а потом дадут сообщение в печати, что Молотов по дороге занимался сбором секретной информации. „Вернуть сейчас же эту карту".

Пришлось опять идти к „связному". Он рассмеялся и сказал, что это совсем не секретная карта, что на каждой станции США ее можно получить бесплатно. Она годится и для туристов, „как в данном случае", но основное ее назначение — для подгулявших или потерявшихся по разным причинам военнослужащих рядового состава, чтобы они лучше знали, как добираться до своих лагерей или сборных пунктов, местоположение которых не является секретом, так как они не являются секретными базами.

На следующей станции он достал для нас карту из какого-то почтового отделения, но без указания баз и лагерей. Ее мы и отдали Молотову, который был явно удовлетворен своей „бдительностью". Старую же карту, не говоря ему, я взял себе как сувенир — на память о поездке.

В Сан-Франциско мне пришлось везде сопровождать Молотова и переводить его беседы, поскольку его постоянный переводчик и помощник О.Трояновский вынужден был срочно вернуться из США в Москву на похороны отца. Должен сказать, что я тут впервые оценил всю сложность и трудность работы переводчика, хотя со стороны она и кажется довольно простой. Надо было точно переводить все нюансы бесед, ибо за ними порой скрывался важный дипломатический и политический смысл. И хотя я уже неплохо говорил и понимал по-английски, но для работы в качестве профессионального переводчика я вряд ли был готов, хотя в целом мне удавалось без больших накладок вести перевод бесед на политические темы.