Христиан Девет - Война буров с Англией

Ваше превосходительство полагает, что наша борьба безнадежна. Я не знаю, на чем вы основываете это мнение.

Сравним наше теперешнее положение с прошлогодним, вслед за сдачею генерала Принслоо.

Год тому назад Капская колония была совершенно спокойна. Ни одного нашего отряда там не было. Вся Оранжевая республика была в Ваших руках: города, железнодорожные пути, деревни — словом, вся страна, кроме одного округа, где стоял Газебрук со своим отрядом.

В Трансваале дело обстояло почти совершенно так же. Только округа, где находились Деларей и Бота (за Босфельдом), были свободны.

Каково же положение дел в настоящее время?

Капская колония переполнена нашими отрядами, которые хотя бы и временно, но господствуют во всей колонии. Они свободно передвигаются по всей стране. В то же время наши соплеменники постоянно присоединяются к нам, протестуя этим против возмутительного насилия, которое позволила себе Англия в отношении обеих республик.

В Оранжевой республике Вы заняли железнодорожные пути, несколько деревень и столицу. Но вот и все, чем Вы там овладели. Вся остальная часть республики находится в нашей власти. В большинстве главных городов находятся назначенные нами окружные начальники. Правовой порядок поддерживается не Вами, а нами.

В Трансваале то же самое. И там действуют наши административные власти. Ваши права распространяются лишь настолько, насколько хватает Ваших выстрелов.

С военной точки зрения наше дело за последний год сильно подвинулось вперед. Вы не станете этого отрицать. О безнадежности не может быть и речи, и с этой точки зрения прокламация Ваша беспочвенна более, чем это было бы с год назад.

Мне неприятно, что я как будто хвастаюсь, но прокламация Ваша принуждает меня к этому.

Что касается до 35 000 пленных, о которых Вы упоминаете, то мне тяжело касаться этого предмета.

Могу сказать только одно, что эти люди состоят из следующих категорий:

1) лица, соблазненные прокламацией Вашего предшественника; 2) предатели; 3) старцы и дети, насильно уведенные с ферм и заключенные в лагерях.

Утверждение Ваше, что лица последних двух категорий благоденствуют в лагерях, едва ли составляет Ваше серьезное убеждение.

Я смею утверждать, оставаясь совершенно правдивым, что, если исключить военнопленных и тех немногих, которые предались неприятелю, все остальные бюргеры стоят под ружьем.

Что касается немногочисленных перебежчиков, то — увы! — все народы, боровшиеся за свободу, должны были испытать подобное горе — видеть таких людей в числе своих. Мы постараемся и без отщепенцев достигнуть нашей цели.

Ваше превосходительство подчеркивает, что Англия дает приют 75 000 женщин и детей. Вы, по-видимому, не знаете, каким бесчеловечным образом эти несчастные были уведены из их домов Вашими войсками. Все их добро, весь их скарб был уничтожен. Чтобы не попасть в руки Ваших войск, эти несчастные должны были во всякую погоду бежать и скитаться под открытым небом.

Вы, по-видимому, не знаете, что Ваши войска стреляли в этих несчастных, безоружных, хорошо зная, что это были исключительно только женщины и дети. Многие из них были таким образом убиты или ранены. Напомню лишь о том, что произошло еще недавно, 6 июня, у Граспана, близ Рейца. Там Ваши войска взяли в плен женский лагерь, а не обоз, как Вам донесли. Когда мы отбили лагерь, Ваши солдаты искали защиты за женщинами, пока не подошло подкрепление. Они знали, следовательно, что имели дело лишь с женщинами. Тем не менее, они не только обстреливали лагерь, но и бомбардировали его из тяжелых орудий. Я мог бы указать сотни подобных случаев, но считаю это излишним. Если ваше превосходительство спросите любого, сколько-нибудь правдивого солдата, то он подтвердит мои слова.

Утверждение, что женщины добровольно остаются в концентрационных лагерях, ложно.

Военный министр, говорят, заявил парламенту, что женщины отводятся в концентрационные лагери потому, что буры не хотят будто бы заботиться о поддержании своих семей. Это клевета, позор которой падает на самого клеветника. Я уверен, что ваше превосходительство не одобрите никогда ничего подобного.

Что касается Вашей прокламации, то смею заверить Вас, что она не помешает мне свято исполнить долг мой до конца. Единственным судьею признаю я свою совесть, а не врага.

Страна наша разорена. Дома и имущество уничтожены. Скот уведен или убит. Жены и дети взяты в плен, оскорблены и уведены войсками и вооруженными кафрами. Многие сотни положили уже живот свой за Родину.

Неужели же Вы думаете, что мы теперь не исполним нашего долга и испугаемся Вашей угрозы вечного изгнания.

Полагаете Вы, что мы можем изменить тем сотням убитых и пленных, которые, доверяя нашей стойкости, пожертвовали Отечеству жизнью и свободою.

Допускаете ли Вы, чтобы поколебалась наша вера в справедливого Бога, Который до сих пор так чудесно подкреплял нас?!

Если б мы поколебались, то и Вы, и вообще всякий честный человек стали бы нас презирать. Мы сами бы презирали себя.

В заключение смею заверить ваше превосходительство, что я всеми силами души желаю восстановления мира. Я готов сойтись с вашим превосходительством когда угодно для переговоров об условиях мира.

Во избежание недоразумений заявляю теперь же, что непременным условием мира должно быть сохранение независимости обеих республик и полное обеспечение интересов присоединившихся к нам братьев наших из Капских колоний.

Если самооборона — преступление, то правительство Англии может быть довольно страшным разорением всей страны и ее населения.

В Вашей власти положить всему этому конец и восстановить счастье этой страны. Мы не просим о великодушии, мы требуем лишь справедливости.

Предлагаю английский перевод этого моего письма для того, чтобы плохой перевод не извратил его смысла.

Делаю это потому, что недавно еще письмо, написанное мною трансваальскому правительству, было напечатано в таком извращенном виде, что я его не узнал. Были вставлены и выпущены целые предложения, так что письмо получило совсем другой смысл.

Имею честь и пр.

Президент Оранжевой республики

М.Т. Штейн».

Любопытно было проследить, как прокламация лорда Китченера была принята бюргерами: она не произвела ни малейшего впечатления. Я сам слышал, как мои бюргеры говорили, что они еще посмотрят, как это их офицеры положат оружие до 15 сентября. Я удостоверяю, что мне неизвестно ни одного случая, чтобы вследствие этой прокламации кто-либо положил оружие. Когда день, назначенный лордом Китченером, миновал, бюргеры получили еще более доверия к своим офицерам, нежели прежде. И я думаю, что если бы с начала войны у нас был бы тот состав офицеров, который был теперь, то гораздо ранее установлена была бы требуемая дисциплина.