Александр Губер - Хосе Ризаль

Жена его, Теодора Алонсо, происходила из богатой интеллигентной семьи. Женщина сильного характера и недюжинного ума, она выделялась редкой по тому времени образованностью и начитанностью, очень любила стихи и сама их писала.

Семья Меркадо была смешанного происхождения. Семейные предания упоминали имя отдаленного предка Франсиско — богатого купца китайца Лам-Ко, эмигрировавшего на Филиппины в конце XVII столетия. В церковных книгах города Биньяна сохранилась запись об его обращении в христианство и крещении под именем Доминго в 1697 году. Там же, в Биньяне, он женился на дочери китайца и полуфилиппинки-полуиспанки, имя которой в семейной хронике не упоминается. Среди других предков Хосе Ризаля с отцовской стороны встречаются как китайцы, так и филиппинцы-тагалы. Донья Теодора Алонсо также насчитывала среди своих предков, наряду с тагалами, нескольких китайцев. Сама фамилия Меркадо (по-испански — Mercada — купец, торговец) указывает на купеческое прошлое предков Ризаля.

Франсиско Меркадо и Теодора Алонсо обвенчались в Биньяне в 1847 году и вскоре переехали на жительство в Каламбу. В 1849 году к фамилии Меркадо была прибавлена новая — Ризаль.

Испанские чиновники, не желая затруднять себя непонятными для них тагальскими и другими туземными прозвищами, издавна давали филиппинцам испанские фамилии. Чиновники не отличались большой изобретательностью. Можно было встретить семнадцать Антонио де ла Крус в одном городе, или двенадцать Франсиско де лос Сантос на одной улице — и ни одна из этих семей не была родственна другой. В 1849 году генерал-губернатор Клаверия решил окончательно испанизировать еще сохранившиеся филиппинские фамилии и навести порядок среди бесчисленных тезок. Он велел составить алфавитный список испанских фамилий. Все отцы филиппинских семейств должны были выбрать себе и своим потомкам новые благозвучные для испанского уха и легкие для испанского произношения фамилии.

Дед Хосе Ризаля заупрямился. Он не желал, чтобы ему навязывали имя. Он придумал его сам: Ризаль — испорченное «рисиаль», т. е. луг, пастбище. С тех пор Франсиско и его меньшие братья стали носить двойную фамилию — Меркадо и Ризаль. Старшие же его братья — всех их было двенадцать — остались при старой фамилии, просто Меркадо. Такая же история приключилась с дедом и бабкой Ризаля по матери: к их старой фамилии Алонсо была прибавлена новая: Реалондо. Полное имя Хосе, составленное по испанскому обычаю из отцовской и материнской фамилий, читалось: Хосе Протасио Ризаль Меркадо и Алонсо Реалондо.

Хосе был седьмым из одиннадцати детей Франсиско и Теодоры. Уже в самом раннем возрасте он поражал всех своими способностями и умом. Трех лет он выучил азбуку и, еще не достигнув, пяти, читал, сидя на коленях у матери, испанскую библию. На Филиппинах красивые дети не редкость, и все же ребенок обращал на себя всеобщее внимание. Все восхищались красивым овалом и нежным цветом его лица, оживленного прекрасными глазами, полными пытливости и ума.

В раннем детстве Хосе не отличался крепким здоровьем, рос медленно и казался хрупким. Он не любил бегать и шалить, предпочитая слушать сказки няни и чтение матери. Живые струи филиппинского народного творчества, которых не смогло задушить трехвековое иностранное закабаление, смешивались в восприятии ребенка с образами классической испанской поэзии.

Когда ребенку было шесть лет, в доме поселился дядя с отцовской стороны — Мануэль Меркадо. Он занялся физическим воспитанием маленького Хосе: приохотил мальчику к бегу, прыжкам, фехтованию, к дальним прогулкам пешком и верхом, к играм на открытом воздухе. Благодаря дяде, Хосе окреп, и его физическое развитие перестало отставать от умственного.

С ранних лет задумчивый и любознательный ребенок обнаруживал задатки артистических дарований. Четырех лет он любил рисовать и лепить из глины и воска птиц, бабочек, собак и людей. Особенно привлекали его стихи, и он с удовольствием вслушивался в чтение образцов испанской поэзии. Мать не только знакомила сына с произведениями испанских поэтов, но учила и его самого слагать стихи.

Но в мирную обстановку семейного уюта и благополучия резким контрастом врывались ежедневные впечатления окружающей жизни. За стенами дома царили произвол и жестокость «гражданской гвардии», грубость и чванство чиновников, несправедливость продажных судей, лицемерная святость алчных и развратных монахов.

Чуткий маленький Хосе, избалованный лаской и довольством в своей семье, болезненно остро воспринимает издевательства над окружающей беднотой. Скоро ему на собственном опыте придется познакомиться с прелестями испанского колониального режима.

«Не проходило дня, — вспоминает Ризаль, — чтобы мы не видели, как лейтенант гражданской гвардии Каламбы бранит или бьет какого-нибудь беззащитного и безоружного крестьянина, все преступление которого состояло в том, что он не снял перед лейтенантом шляпы на известном расстоянии и не поклонился ему, как полагалось. Так же точно вел себя при посещениях Каламбы и алькальде…

Мы не замечали, чтобы кто-нибудь боролся с грубостью. Именно те люди, на обязанности которых лежало охранение общественного спокойствия, были повинны в насилиях и других злоупотреблениях. Они-то и являлись настоящими «беззаконниками», но против таких нарушителей закона наши власти были бессильны».

Сцены окружающего произвола привлекали внимание не по летам развитого Хосе. Часто сидя на берегу живописного озера, он спрашивал себя, неужели и на том берегу живут такие же несчастные люди, как в Каламбе, неужели и там царит такой же террор гражданской гвардии, так же свистят розги?

Инстинктивно маленький Хосе чувствовал, что это вовсе не неизбежно, и ему верилось, что где-то на земле должен быть счастливый край, где люди могут свободно наслаждаться солнечным светом, цветами и всеми благами, как будто созданными для их удовольствия.

Когда Хосе Ризалю исполнилось девять лет, пришла пора поступать в школу. В Каламбе школы не было, и мальчика отвезли в город Биньян. где жил его дядя — Хосе Альберто Реалондо.

Все слои филиппинского народа стремились в этот период дать своим детям образование. Иные бедные филиппинские крестьяне и ремесленники отказывали своей семье в лишней горсти риса, чтобы только скопить несколько пезет и отправить детей в ближайшую школу. Во второй половине XIX века на Филиппинах открывается сравнительно большое количество начальных школ, находившихся под строгим контролем монахов. Королевская власть видела в этих церковноприходских школах орудие идеологической обработки филиппинского народа. Монашеские ордена стремились при помощи школ еще более укрепить свое влияние. Долгое время при этом в начальных школах, не разрешалось преподавание испанского языка, зато детей заставляли усердно долбить латинскую грамматику. Тем не менее, королевский указ 1863 года об открытии школ для мальчиков и девочек во всех окружных центрах способствовал расширению грамотности среди высших и средних слоев общества.