Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Ясно было, что для Советского Союза настало время определиться с позицией по германскому вопросу. Главным было пересмотреть неоднократно подтвержденное М.С. Горбачевым абсолютно отрицательное отношение к перспективе ставшего неизбежным сближения ГДР и ФРГ. Это противопоставляло Москву Хансу Модрову, уже 17 ноября 1989 года официально выдвинувшему идею «договорного сообщества» германских государств, не исключавшую конфедеративные элементы у такого образования. Между тем Модров оставался наиболее близким Советскому Союзу политиком ГДР. Простая логика требовала, чтобы советское руководство в контексте реалистической оценки развития обстановки в центре Европы определило на ближайшее и более отдаленное будущее приоритеты своих интересов в сфере обеспечения безопасности страны с учетом всех политических, экономических, военных аспектов ситуации и на этой основе строило отношения с ГДР, которая оставалась нашим союзником, и ФРГ, которая по-прежнему входила в противостоящий блок НАТО. Таким был смысл всех наших предложений, которые посольство в более или менее осторожной форме направляло в Москву в эти критические дни.

26 января 1990 года внезапно произошел поворот в настроениях Горбачева в отношении возможности германского единства. До этого момента он категорически отклонял все предложения Ханса Модрова своевременно готовить предложения по решению германской проблемы. Позиция «прораба перестройки» заключалась в том, что надо и впредь стоять на заявленной ранее позиции: германский вопрос решен историей, и не следует его ворошить. Однако приходилось считаться с непрерывным ухудшением обстановки в ГДР. В преддверии намеченного визита Гельмута Коля в Москву надо было принимать решение. Помощник Горбачева А.С. Черняев сообщает в своих мемуарах, что на совещании у генерального секретаря 26 января он, Черняев, настаивал на твердой ориентации СССР на ФРГ, «потому что в ГДР у нас уже нет никакой опоры. Причем конкретно в ФРГ ориентироваться на «взаимопонимание» с Колем, а не с СДПГ. Социал-демократы превращают объединение в объект избирательной борьбы, а Коль, во-первых, твердо держится идеи: воссоединение в рамках общеевропейского процесса; во-вторых, повязан союзниками по НАТО; в-третьих, «более верный» в личных отношениях с Горбачевым – человек слова. Я, – сообщает далее Черняев, – высказался против приглашения в Москву Модрова [142] Посольство СССР в Берлине по понятным соображениям настаивало на том, чтобы Модров и Гизи были приняты Горбачевым раньше, чем Коль. , тем более против встречи М.С. Горбачева с Гизи – с партией, которой фактически нет и не будет». Черняева поддержал Шеварднадзе. Против высказались В.М. Фалин и его заместитель Р.П. Федоров – единственные германисты, присутствовавшие на совещании (они побывали в ноябре-декабре 1989 года в обоих германских государствах и знали обстановку из первых рук).

«Соломоново решение» Горбачева гласило: 1) согласиться на «шестерку» (то есть на создание органа четырех держав с участием представителей двух германских государств) в качестве инструмента урегулирования германской проблемы; 2) ориентироваться на Коля, но и СДПГ не игнорировать; 3) Модрова и Гизи все же пригласить в Москву; 4) с Лондоном и Парижем «держаться теснее»; 5) готовить вывод войск из ГДР («проблема больше внутренняя, чем внешняя: 300 тысяч, из них 100 тысяч офицеров с семьями куда-то надо девать!») [143] Черняев А.С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. М., 1993, с. 346-347. Численность ЗГВ превышала 400 тысяч человек. Требований о выводе группы с немецкой стороны не поступало. В ходе государственного распада ГДР бывали случаи предъявления претензий к отдельным соединениям ЗГВ, в основном к частям ВВС (из-за повышенного уровня шума вблизи аэродромов). Но конфликты удавалось быстро гасить путем изменения графиков полетов или введения новых трасс в обход населенных пунктов. Знаю об этом не понаслышке. 10 февраля 1990 года мне довелось вести переговоры на эту тему с представителями жителей города Пренцлау, устроивших демонстрацию перед зданием посольства СССР в Берлине. Вопрос о выводе ЗГВ ни тогда, ни позже демонстрантами не поднимался. Споры по поводу неудобств от аэродромов и сейчас постоянно возникают в ФРГ и в военном, и в цивильном секторах. . Даже не выслушав своего посла в союзном государстве, о будущем которого шла речь, перестроечное руководство СССР решило судьбу основной опоры влияния страны на европейские дела, без раздумий дав добро на пересмотр итогов Второй мировой войны. Попутно был вынесен смертный приговор военному щиту страны на европейском направлении – Западной группе войск. С порога оказалась отвергнутой альтернативная возможность хотя бы временного параллельного существования двух германских государств с отказом от социалистического эксперимента в одном из них (такая возможность учитывалась и программой правительства во главе с лидером ХДС ГДР Лотаром де Мезьером, сменившим правительство Ханса Модрова после парламентских выборов 18 марта 1990 года) [144] В правительственном заявлении де Мезьера выражалась надежда на то, что удастся выставить единую германскую команду на Олимпийских играх в Барселоне в 1992 году. После объединения де Мезьер оправдывал свой «пессимизм» ссылкой на то, что реализация «десяти пунктов» Коля была рассчитана на срок от 8 до 10 лет (Lothar de Maiziere, Anwalt der Ein-heit. Berlin. 1996, S. 78). . Отныне ГДР была обречена.

Посольство СССР в Берлине никогда не получало точной информации об итогах совещания 26 января. Кто-то из советников Горбачева поздним вечером (точнее: ночью) позвонил Кочемасову и поручил срочно представить в Москву мнение посольства о возможных путях решения национальной проблемы немцев. Послу было сказано: «Теперь можете писать все, что вы думаете». (Позиция экспертов посольства в отношении пагубности дальнейшего игнорирования объединительных настроений в ГДР была давно известна «наверху», однако посол не получал разрешения сформулировать ее официально.) В ночь на 27 января соответствующая депеша была направлена в МИД СССР [145] Предложения посольства предусматривали согласие на создание конфедерации как первой стадии объединения германских государств, которые должны продолжительное время сосуществовать, хотя отношения между ними не могут не носить «особого характера». Главную роль в определении рамок и темпов этого процесса должны играть четыре державы, несущие согласно послевоенным договорам «ответственность за Германию в целом». . Перед отлетом Ханса Модрова в Москву Кочемасов устно проинформировал его о сдвигах в позиции советского руководства по отношению к перспективе установления более тесных связей между ГДР и ФРГ, а также вкратце изложил мнение посольства по этому вопросу. Уже сидя в самолете, Модров набросал тезисы для своей беседы с Горбачевым 30 января 1990 года в той ее части, которая касалась будущих шагов в сфере германо-германских отношений. Получив принципиальное согласие Горбачева, Модров и его советники разработали во время обратного перелета конкретные предложения на этот счет. 1 февраля председатель совета министров ГДР выступил в Берлине с планом решения национальной проблемы немцев под девизом «Deutschland einig Vaterland» – «Германия, единое отечество» (строчка из полузабытого гимна ГДР).