Арнольд Веймер - Мечты и свершения

«Дверь распахнулась, и полицейские ворвались в подвал, в котором находились рабочие организации. Грубый рев: „Не двигаться с места!“ Собрание закрыто. Руководитель собрания ответил: собрание легальное, профсоюзное и будет продолжаться. Полицейские бросились к столу президиума и оттерли от него руководителя собрания. Затем, обращаясь к сидящим на скамьях слушателям, крикнули: „Вынуть документы!“, „Предъявить документы!“ Полицейские начальники выложили на стол свои списки. Медленно водя красными от холода пальцами по бумаге, сравнивали фамилии в списках с документами. Всех, чьи имена значились в полицейском списке, загоняли в один угол подвала как подозрительных. Начался обыск. Полицейские выдирали доски в полу, искали компрометирующую литературу. Искали, но ничего не нашли. Тем не менее арестованных посадили в автобус и отправили в помещение конной полиции, а оттуда в ту же ночь — по тюрьмам. В этот вечер обыски и аресты производились не только в „Рабочем подвале“, где рабочие Таллина собрались для обсуждения своих профсоюзных дел. Полиция врывалась также в квартиры активных деятелей рабочего движения, и не только в Таллине, но по всей стране. На следующее утро буржуазная газета „Пяэвалехт“ писала: „Была предпринята основательная чистка. По эстонской земле впредь не осмелится ходить ни один коммунист. Ничего коммунистического“».

Буржуазия тщательно готовилась к нанесению удара по рабочему классу. 21 января 1924 года охранная полиция быстро и повсеместно разгромила не менее 300 рабочих организаций. Однако радовалась и заклинала буржуазия рано. Ее уверенность в своей силе была наигранной: на самом же деле ее охватил животный страх, для которого имелось более чем достаточно причин. 1923 год показал, что революционное движение Эстонии уже представляет собою большую силу. В мае на выборах в Государственное собрание Единый фронт трудящихся получил 10 процентов всех депутатских мест, и это в условиях все усиливавшегося террора, фактического лишения права слова и собраний, аннулирования списков Единого фронта в самых пролетарских избирательных округах — в Таллине, Вырумааском уезде (вместе с городом Нарвой). В декабре на выборах органов местного самоуправления трудящиеся добились еще большей победы. В 47 волостях и 9 поселках списки Единого фронта получили наибольшее число голосов.

И хотя январские аресты были действительно очень тяжелым ударом по рабочему классу, но на то, что по земле Эстонии «впредь не посмеет ходить ни один коммунист», буржуазия рассчитывала напрасно.

Сила и зрелость эстонского революционного движения ярко проявлялись и в это крайне тяжелое для него время. Террор не мог подавить революционной активности масс. Вместо арестованных в борьбу вступало все больше и больше трудящихся. Коммунистическая партия, по-прежнему находившаяся в подполье, продолжала руководить революционным движением, готовила массы к восстанию.

Грозовая атмосфера уже явственно чувствовалась во всем. Рабочий класс Эстонии, несмотря на весь гнет реакции, не был сломлен. По всей стране была создана сеть рабочих профсоюзов, причем не только в городах, но и в деревне. Теперь и деревня оказалась в состоянии очень быстро сплотить свои ряды — это было характерным для того времени. В народе росло сознание необходимости сплотиться, найти хотя бы минимальную защиту против жестокостей «серых» баронов, банков и городских господ. Сельские рабочие и деревенская беднота объединились в союзы сельских трудящихся, которые еще в 1922 году провели свой съезд, выбрали правление. В основу своей деятельности союз положил принципы и тактику всемирного объединения революционных рабочих — Профинтерна.

В своем бессилии буржуазия встала на путь расправы и бесчинств. По существу, суд над 149 коммунистами был судилищем над всем рабочим классом и крестьянством Эстонии, которые, несмотря на все погромы, остались верны идее Советской власти. И вот, не имея в своем распоряжении других фактов, суд вынужден был изворачиваться, ловчить, придумывать обвинения одно другого бездоказательнее. «Рабочие Эстонии вооружены принципами Профинтерна», — твердили власти и за это арестовывали и судили. Но с юридической точки зрения это обвинение не было достаточным для привлечения к суду, так как буржуазно-демократическое законодательство все же не предусматривало подобного толкования закона. Однако буржуазия судила людей в страхе перед идеей, которой они были свято верны, за верность Советской власти.

Суду не помогло обильное цитирование Устава Коминтерна и отдельных его резолюций, ведь их надо было как-то связать с арестованными, а ни в обвинительном акте, ни на самом судебном процессе сделать этого не смогли. Все обвинение против подсудимых держалось на утверждении, что в их намерения входило свержение существующего государственного строя, что будто бы вытекает из 12 требований Единого фронта трудящихся.

Все попытки военно-окружного суда подыскать для властей хотя бы самый маленький фиговый листок для прикрытия оголтелого террора оказались безуспешны. Суд так и не сумел его найти. Не могли же следователи и прокурор выдвинуть в качестве аргумента для столь серьезного обвинения обнаруженные у арестованного Саара две старые винтовки и ручные гранаты. Слишком уж смехотворным и надуманным был бы этот довод.

И только тогда, когда процесс принял острый характер, превратился в политическое событие, обернулся своим острием против самой же буржуазии, суд ухватился и за эту «соломинку»: две старые винтовки превратились… в оружейный склад, принадлежавший всем подсудимым, хотя на суде ничем не было подтверждено, что подсудимые вообще знали о существовании этих винтовок. Вся история с оружейным складом была чистейшим блефом, понадобившимся для того, чтобы повысить меру наказания с 10 лет до пожизненного заключения. В этом был единственный смысл и задача всего процесса. Не случайно суд не допустил двух юристов из Советской России. Хотя вопрос об их присутствии на суде поставили защитники подсудимых и по закону им нельзя было в этом отказать. Так власти старались скрыть от всего мира, что процесс над 149 коммунистами является результатом неприкрытого террора.

Проявлением этого террора была также и расправа над Яаном Томпом. Его обвинили в том, будто он призывал на суде к мятежу. Это было вопиющей ложью, Яан Томп не призывал к восстанию, он заявил только, что не признает себя виновным перед классовым судом буржуазии, а в последнем слове воскликнул: «Да здравствует правительство рабочих и крестьян!» И за это Яана Томпа немедленно предали военно-полевому суду.

Буржуазия бессовестно попирала принципы так называемой демократической республики. Конституция Эстонии гарантировала неприкосновенность личности депутатов. Депутата можно было арестовать и взять под стражу на основании особого постановления. Исключение допускалось только в том случае, если он пойман на месте преступления. Но что для буржуазных властей конституция! Члены парламента были арестованы на собраниях рабочих профсоюзов или в «Рабочем подвале», и без всяких улик. Самого факта преступления просто не существовало, и его нельзя было, естественно, обосновать юридически и таким образом оправдать противозаконные аресты членов Государственного собрания.