Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

…Пока я шел по заветному двору, все это в один краткий миг промелькнуло в голове, волнуя и будя во мне неповторимое воспоминание. Но я сразу же пришел в себя, когда у крыльца шолоховского дома встретился с Валентином Ивановичем Ходуновым, гостем из станицы Букановской, другом юности писателя. Михаилу Александровичу все дорого и свято, что связано с этой станицей. Вернувшись из Москвы в 1924 году в Букановскую, Шолохов начал свой «Тихий Дон». Здесь родилась скромная сельская учительница Мария Петровна, урожденная Громославская, ставшая подругой жизни писателя, его бессменный секретарь и машинистка и первая читательница его эпопей о народной жизни в суровую годину Первой мировой войны, революции и становления колхозного строя.

Ходунов скороговоркой бросил на ходу: «Александрыч давно вас ждет».

В прихожей еще совсем темно, ничего не видно, но в утренней тишине отчетливо слышны легкие, энергичные шаги человека, идущего навстречу мне. Несомненно, это он. Узнаю его и по приятному, одному только ему присущему, особенно задушевному голосу.

Кабинет писателя погружен в слабое голубоватое сияние предутреннего рассвета. В этот час, когда занимается заря, в доме электрические лампы не зажигаются. И в этой привычке встречаться с утренней зарей без ламп и свечей есть что-то волнующее и трогательное.

В это раннее утро, в домашней обстановке, в ожидании восхода солнца непринужденно льется беседа, полнее раскрывается сердце. Я все время пытаюсь рассмотреть дорогие черты лица, но вижу плохо, хотя чувствую на себе взгляд его острых, проницательных глаз. От них, кажется, ничего не скроешь, не утаишь, они никому не дадут ни солгать, ни слукавить.

Наконец, утро вступило в свои права. Сверкнул нежный луч солнца, оттенив теперь уже серебристую прядь на его голове. Глаза его стали строже и добрее, задумчивее и мудрее, чем четверть века назад.

Я приехал в Вешенскую 23 октября 1962 года, когда судьба человечества подвергалась серьезному испытанию. Михаил Александрович, проведший своего героя Григория Мелехова по тернистым дорогам Первой мировой войны и дописывающий первую книгу о солдатах минувшей Отечественной войны («Они сражались за Родину»), все эти беспокойные дни пристально следил за кризисом в Карибском море.

Неистребимая вера Шолохова в светлые идеи коммунизма, его верное служение делу мира и прогресса придают ему силу, окрыляют его как государственного и общественного деятеля. Именно в эти напряженные дни он часто разъезжал по колхозам и совхозам, изучал состояние общественного хозяйства, интересовался ходом уборки урожая, выслушивал мнение тружеников земли о дальнейших перспективах хозяйственного развития донских станиц.

Его, например, заинтересовал тогда вопрос о переработке сельскохозяйственной продукции на месте, прямо в северодонских станицах, расположенных более чем в четырехстах километрах от Ростова. Он подсказывает казакам: а что, если в станице Кашары построить мясокомбинат? Не лучше ли перевозить готовую продукцию, чем перегонять на юг скот?..

Предложения писателя-общественника находят в людских сердцах живейший отклик. Им кажется, что они давно этого хотели: но как-то не решались высказать, а вот Михаил Александрович очень кстати и удачно сумел выразить их думы. И видишь, как слита жизнь Шолохова с судьбой героев его книг, из какого богатого родника черпает он неиссякаемые творческие силы.

Трудно назвать в верховьях Дона такое значительное общественное дело, к которому Шолохов не приложил бы руку, не проявил бы горячей заинтересованности в больших или малых преобразованиях жизни и быта людей. Давно ли было совсем нелегко добраться из города Миллерово до Вешенской? Вешки считались на Дону далекой глубинкой, и вот уже завершается строительство 160-километровой автомобильной дороги, которая свяжет город с этой станицей…

– Если бы не постоянная помощь Михаила Александровича, неизвестно, сколько бы мы провозились со стройкой шоссе, – не без гордости говорил работник этой дороги Александр Дмитриевич Смирнов.

Сам Шолохов тоже не скрывал своей радости:

– Без шоссе нельзя было бы вести разговор о строительстве мясокомбината в Кашарах.

А сколько таких дел на Дону! Благодаря усилиям Шолохова в Вешках появился водопровод. Писатель не стоял в стороне, когда возводились двухэтажное каменное здание гостиницы на 50 мест, столовая при ней, большая трехэтажная средняя школа, почта, а также школа-интернат…

Как бы Шолохов ни был загружен работой, его никогда не покидает чувство юмора. Он умеет тонко посмеяться не только над собеседником, но не щадит и себя. В одно утро перед выездом в соседний район писатель вместе с одним из собеседников потешался над самим собой: «Столько у меня сегодня разных дел, что приходится метаться, как щенку».

На другое утро, перед вылетом в Ростов, кивнув на груду казенных бумаг на столе, пошутил: «Боюсь брать их с собой: вдруг самолет сломается – бумаги рассыплются».

Это счастливое чувство юмора, а порой едкого сарказма, не покидает его в самые трудные минуты жизни.

Нельзя не восхищаться тем, как бережно, с каким уважением Михаил Александрович относится к народной речи, к ее образным средствам, как умело он пользуется ими в своем творчестве. Об этом своем благоговейном и в то же время взыскательном отношении к народному творчеству он высказался в статье «Сокровищница народной мудрости»: «Различны эпохи, породившие пословицы. Необозримо многообразие человеческих отношений, которые запечатлелись в чеканных народных изречениях и афоризмах. Из бездны времен дошли до нас в этих сгустках разума и знания жизни радость и страдания людские, смех и слезы, любовь и гнев, вера и безверие, правда и кривда, честность и обман, трудолюбие и лень, красота истин и уродство предрассудков».

Нет ничего удивительного в прекрасном знании Шолоховым всех богатств русского народного творчества, но каково было мое изумление, когда он восхищался древней бурятской легендой о молодом человеке из рода ихинаад, который спасал своего отца от умерщвления. Эту легенду рассказал ему один наш писатель.

Легенда гласит, что в старину буряты умерщвляли престарелых людей, дав им проглотить и подавиться длинным куском нутряного жира животных. Этот суровый закон соблюдали из-за бедности кочевников, чтобы престарелые люди не были бременем скотоводов при частых перекочевках в поисках новых пастбищ. Однако один человек по имени Улалзай из рода ихинаад пренебрег законом: он долго таил своего отца от людей, чтобы те не дали ему кусок жира. В это время жадный князец (нойон) заставлял своих подданных со дна бурной горной реки доставать золото. Никто со дна речной пучины не возвращался живым. Бурная река жадно поглощала людей, но не отдавала им золота.