Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

Усилилась мобилизация в Дейчланд. Полиция хватает безработных, бездетных женщин, молодежь.

Городская управа ради этой ловли работает теперь и по воскресеньям. А в Куреневской управе до четырех часов дня находится дежурный. Вчера председатель, вызвав меня, сообщил под расписку, что я — дежурная. Сейчас сижу вот у телефона, который, к счастью, молчит.

Погода сегодня не радует. Солнце то блеснет, то тут же исчезнет. Небо виснет над головой, хмурое, черное от снежных туч. С омерзительным гулом проносятся вражеские самолеты. Гляжу и ненавижу небо, которое лишь год тому назад любила за бездонную светлую синеву, за солнце, свое солнце, за покой, необъятный простор и за схожесть с морем.

Вот уже несколько дней весна борется с крепкой еще зимой. Март кончается, но непрерывно метет и метет. Деревья потонули в снегу, крыши и столбы электропередачи — в огромных шапках. Днем, когда порой показывается солнце, — тает, а под вечер подмораживает, тогда вновь появляются сугробы, в которые легко провалиться.

Телефон, возле которого дежурю, — в кабинете председателя, большой, светлой комнате на втором этаже. Ее левая стена выходит на застекленную веранду. В комнате две стеклянные двери и два окна; вдоль стен стоят несколько тумбочек с пальмами, мягкие кресла, книжные шкафы, пустые, а потому никому не нужные, новый диван с художественной резьбой.

На правой стене, которая выходит в сад, — пять окон. Вдоль нее стоят письменный стол, тумбочки с пальмами в углу. Тут же — бюст Тараса: от сдерживаемой силы слегка наклонена голова; плечи могучие, взгляд острый, проникновенный. Я как бы слышу:

Если бы ему, живому, попались на глаза статейки тех, что сочиняют газету «Новое украинское слово», проклял бы великий Кобзарь подлых изменников.

Вдоль стены напротив входных дверей — столик с телефоном, опять тумбочки с цветами, стулья. На самой стене — несколько схем «экономического освоения» оккупированных областей, детальный план нашего города со всеми улицами, названия которых поспешили переменить, как будто это может что-нибудь изменить. Тут же большой, во весь рост, портрет, от которого отвожу глаза. Хочется кинуться на него с кулаками, разорвать на малюсенькие кусочки. Это же чудовище, несущее людям беды-войны, голод, руины.

Тарас упрямо глядит в угол, а этот вурдалак исподлобья. Взглядам обоих никогда не сойтись.

Еще не так давно в этом здании находились детский сад и ясли. Оно — двухэтажное, с садом. На некоторых кабинетах и ныне рядом с новыми надписями сохранились таблички: «Ползунковая группа», «Старшая группа». К примеру, мое бюро метрик занимает «Музыкальную комнату».

И горько и смешно слышать:

— Где тут деньги дерут за коров, лошадей и собак?

— У ползунков. Идите вон туда.

Любопытно, что малышей сирот подбрасывают именно управе. Вчера подобрали мальчика 1940 года рождения. При нем была выразительная записка: «Отец погиб, мать скосил туберкулез. „Освободили“ — так уж кормите, он из этих яслей».

…Читала, смотрела в окно, думала, писала и вновь читала. Срочной телефонограммы записывать не пришлось, и точно в четыре часа я исчезла из этой неприятной, чужой комнаты.

Зима начала сдаваться. Улицы изрезаны потоками талой воды. Сегодня яркое солнце, с утра расчистило небо до такой нежной голубизны, что от него не отведешь глаза. Ручьи призывно журчат, выманивают из дому.

Из нашего сада на улицу мчатся, спеша к большому потоку, несколько ручейков; мама пробила для них канавки по кратчайшему направлению и открыла калитку настежь, подперев ее.

На проталинах в саду из-под мокрой земли выскочили обогретые кустики мать-мачехи, а под солнцем на досках ограды начали свою «муштру» весенние жуки — «красные казаки», прозванные так детьми за красные с черными крапинками спинки. Проспавши этой весной под глубоким снегом дольше обычного, раскрывают синие глазки подснежники, завезенные мною несколько лет тому назад из Пущи и прижившиеся в нашем саду. Первый день весны породил мечты, поднял настроение, укрепил надежду выжить.

Тревожит лишь мысль: неужели с Наталкой случилось в дороге что-то непоправимое? Четвертый день нет ее с «обмена», а подалась она далековато за мукой — за Хабне. Мама и сегодня начала с утра сокрушаться. Я и Маруся ее успокаиваем: дороги развезло, вот и задержалась, с саночками добираться тяжело, — может, выжидает случая сесть на автомашину, если только добыла чего-либо.

Маринка, проснувшись, перебралась ко мне в кровать и учит стихотворение «Подснежник». Полюбившееся мне еще с детства, оно невольно приходит на ум каждый год в дни пробуждения природы и всегда радует: «В лесу, где березки столпились гурьбой, подснежника глянул глазок голубой. Сперва понемножку зеленую выставил ножку, потом потянулся из всех своих маленьких сил и тихо спросил: „Я вижу: погода тепла и ясна. Скажите мне, правда ль, что это весна?“»

Стихотворение это (жаль, забыла автора) запомнилось мне вместе с пушкинским «Гонимы вешними лучами» еще из детской хрестоматии, которую читала в третьем классе и почти всю выучила наизусть. «Подснежник» нравится и Маринке, и она повторяла звонкие строфы, пока не понесла на солнце куклу, которая «стала такой бледной в комнате за зиму, что страшно на нее смотреть».

Дети сегодня целый день то пускают бумажные кораблики, то около ограды во дворе наблюдают живую цепь «красных казаков». За мальчиками следит Маруся, и мама спокойно возится возле плиты.

Тянет и меня на воздух. Несколько раз выходила на крыльцо. Хотела сесть на ступени и почитать, но солнце слепит глаза.

Несколько самолетов тяжело пронеслись туда, на фронт. Испоганили и затуманили голубизну, сжали сердце ненавистью, обидой и болью, но промчались — и небо опять свое, и надежда своя.

У меня такое предчувствие, что сегодня придет Андрей.

Андрей брел-таки в тот день по вешним потокам! И не просто брел, а нес запрятанное между ватином и подкладкой пальто сообщение Советского Информбюро за март. Когда это сообщение прочитала своими глазами, сердце встрепенулось, и я едва сдержала слезы.

Вечерело, но солнце светило так ярко, как утром, воскресный день был первым счастливым днем за последние восемь страшных месяцев.

Наша армия перешла в наступление на главных участках огромного фронта! Она нанесла немецко-фашистским войскам один за другим несколько ударов под Ростовом-на-Дону, под Тихвином, в Крыму. В жестоких боях под Москвой она разбила фашистские войска, которые пытались ворваться в столицу, и теперь теснит врага на запад. От немецких захватчиков целиком освобождены Московская и Тульская области, десятки городов и сел других областей, захваченных врагом.