Анатолий Воронин - Второй пояс. (Откровения советника)

Мы запрыгнули на правый борт БТРа, на котором приехали сюда, и дали команду водителю отогнать его подальше от опасного места. Водила оказался смышленым малым. Посильнее газанув, с тем, чтобы прятавшиеся за БТРом сарбозы отскочили в сторону, он рванул боевую машину вперед, к земляному валу ближайшего арыка. Расчет был верным — вал являлся естественной преградой для выстрелов «духовских» гранатометов. Нашему примеру последовал и водитель царандоевского БТРа. Остальные грузовики стали пятиться и разворачиваться назад. Один из ЗИЛов при развороте наехал задним колесом на противопехотную мину, от взрыва которой в клочья разорвало покрышку. Не останавливаясь, водитель погнал машину прочь на уцелевших колесах. «Духи» выстрелили напоследок по удаляющейся автоколонне из гранатомета, но промазали.

Оставшись на открытой местности, мы приступили к организации обороны. Несколько пулеметчиков было выставлено на вал, откуда открыли беглый огонь по камышам, в которых засели «духи». Переводчик Юра, схватив трофейный «Виккерс», тоже сделал попытку поиграть в «войнушку». Куда там! Пока мы добирались сюда, пыль плотно забила внутренности пулемета, и Юра не смог даже передернуть его затворную раму. Вот и доверяй после этого импортной военной технике.

Спустя несколько минут, стрельба понемногу стала затихать, а потом, и вообще прекратилась. На смену ей пришла звенящая в ушах тишина.

Неужели пронесло?

Да уж, куда там! Буквально через пару минут «духи» начали бить по нашим позициям сразу из двух минометов. Причем один бил с юга, а второй с севера. Мы оказались под перекрестным огнем. Первые мины упали со значительным удалением от того места, где мы находились. Но с каждым следующим выстрелом они стали ложиться все ближе и ближе. Еще несколько выстрелов, и «духи» накроют нас. Стоявшие рядом со мной царандоевские солдаты сползли в огромную воронку от авиабомбы, и, абстрагировавшись от всего происходящего, начали усиленно молиться.

Наступило время обеденного намаза.

О чем они просили своего Аллаха, я мог только предполагать. Но видимо их молитвы все-таки достигли его ушей. По душманским минометчикам начала бить наша артиллерия. Скорей всего, их засекли наблюдатели, сидевшие на КП штаба операции. Вот только наводчики на батарее немного ошиблись со своими расчетами, и первые снаряды угодили по нашим же позициям. Слава богу, никто не погиб, но несколько сарбозов все же получили осколочные ранения. После корректировки огня через бэтээровскую радиостанцию, с употреблением всех возможных в таком случае эпитетов и нецензурных выражений в адрес артиллеристов, снаряды стали падать на позиции «духов».

Артиллерийская канонада, продолжавшаяся минут пятнадцать, прекратилась так же резко, как и началась.

Пользуясь временным затишьем, «Седой полковник» собрал «джиласу», на которой оперативно рассмотрели один единственный вопрос — что будем делать дальше? На поверку выходило, что оставаться на открытом пространстве, не достигнув конечной цели, было просто безрассудно. А тем более, если придется заночевать. Еще неизвестно, какой фортель в очередной раз выкинут «духи», и чем все это может закончиться. У «Седого полковника» были еще свежи воспоминания, о том, как мы удирали из мятежного горного батальона. А сейчас, когда их сдерживающий фактор в лице командира догорал в машине, ожидать от всей этой своры «мартузеев» можно было чего угодно.

Вон они. Стоят в стороне, и бросают косяки ненависти в нашу сторону.

Было принято, пожалуй, единственно верное решение — отходить. Отходить, и как можно быстрее, пока оклемавшиеся «духи» не перебили всех нас.

Довольно красноречиво по данному поводу выразился «Седой полковник», когда с вопросом «Что делать?» к нему обратился Мир Акай.

— Уе…ть к е…й матери!

Эта команда, почти в дословном переводе, была сразу же озвучена полковником Мир Акаем.

Сарбозы как будто только ее и ждали. Повскакав со своих насиженных мест, и прихватив вооружение и боеприпасы, они чуть ли не бегом рванули подальше от того места, где только что над их головами летала старуха-смерть со своей острой косой.

С большим трудом, кое-как удалось остановить нескольких солдат, чтобы они помогли забрать останки своих сослуживцев. К сгоревшей машине идти никто не хотел, поэтому Мир Акай дал команду подогнать вплотную к ней царандоевский БТР. Не ступая на землю, сарбозы перетащили на него тела погибших.

От командира горного батальона остался обгоревший кусок мяса весом не более десяти килограммов, а от его водителя и того меньше. Обуглившиеся останки майора и водителя, дымящиеся и источавшие ужасный запах, завернули в шерстяное одеяло и положили возле моторного отсека БТРа. Рядом с ними положили труп инзибода.

Царандоевский БТР поехал первым, за ним БТР разведроты. На этот раз я и Михалыч уселись на царандоевский БТР, а Юра остался на бригадном бронике.

Не проехали и полкилометра, как были обстреляны «духами» из стрелкового оружия. Было видно, как одетые в черную национальную одежду «духи» перебегали с места на место, ведя плотный огонь из-за стены камышитовых зарослей. До них было каких-то метров сто-сто пятьдесят. Душманские пули шмелями пролетали слева, справа, сверху, цокали о борт БТРа, высекая из металла искры.

Сарбозы как будто знали, что «духи» обстреляют нас именно с южной стороны, и загодя гроздьями повисли по левому борту БТРа. Мне и Михалычу места за спасительным бортом не досталось, и мы плашмя разлеглись на броне сзади башни.

Командующий Мир Акай сидел внутри БТРа, и когда «духи» начали стрелять, туда же позвал и нас. На его предложение мы ответили категорическим отказом. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Уж лучше получить пулю в лоб, чем заживо сгореть внутри этой консервной банки.

Когда началась вся эта хренотень, мы с Михалычем открыли огонь из автоматов. Афганцы, висящие на бронике, от страха совсем позабыли, что у них тоже есть оружие. Одна из выпущенных «духами» пуль с причмоком влетела в лежащий справа от меня обескровленный труп инзибода. Я мысленно представил, что будет со мной, если точно такая же пуля сейчас долбанет в мою «бестолковку», на которой даже и каски то нет.

Эх, хубасти-четурасти, в Афган попал по дурости!

Появилось жгучее желание, окопаться прямо здесь, на броне. Всем телом распластаться по холодному металлу и, вжимаясь в него изо всех сил, растечься жидким киселем по всей поверхности.

Рожок опустел за считанные секунды, и я начал уже было менять местами связанные изолентой магазины. Но в это время Михалыч сменил позу, и раскаленные гильзы из его автомата ударили меня по лицу. Спасаясь от возможных ожогов, я снова превратился в кисель.