Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст

И если мы не дождемся его, то дождутся наши дети. Или внуки. Дождутся обязательно.

Однако надо помнить: ничто в мире не приходит само собой, ничто не дается легко. И всякое большое начинается с малого, но когда-то начать необходимо. Хлеб должен принадлежать народу. Но для этого народ должен иметь землю. А разве он имеет ее? Разве большинство жалоб из провинции не жалобы на отсутствие земли? Разве не отсюда упорное требование пресловутого «аграрного закона»? Якобинский Конвент, сломив жирондистов, смело приступил к решению аграрной проблемы. Он безвозмездно отменил феодальные повинности и стал продавать землю крестьянам. Продавать. Но разве всякий может купить? Разве может уплатить за землю, пусть по льготной цене, пусть с рассрочкой, тот, кто не имеет денег и кто именно поэтому особенно нуждается в земле?

Рука человека хорошо приспособлена, чтобы держать плуг или ружье. Бедняк с ружьем в руках отстоял свою землю от иностранцев. Разве одним этим он не заслужил права держать в руке плуг? Свой плуг…

Бедняки — это соль земли. И поэтому они должны иметь землю. Бесплатно. За счет врагов народа.

Таковы были порывы и идеи, положенные в основу этого доклада.

У доклада была своя предыстория. Социально-экономический кризис обострился с особенной силой в начале вантоза. В то время как Эбер призывал санкюлотов к голодным мятежам, клика «снисходительных» вновь добилась успеха в Конвенте. 4 вантоза дантонисты Бреар и Тайфер поставили вопрос о необоснованных репрессиях. Резко выступив против «красных колпаков», якобы утеснивших «лучших патриотов», они потребовали, чтобы был пересмотрен вопрос о находившихся в тюрьмах. Требование было не ново: еще во фримере, когда Сен-Жюст и Леба воевали в Эльзасе, раздались первые упреки подобного рода; была даже организована манифестация женщин, пришедших к решетке Конвента с требованием об освобождении своих арестованных мужей. Именно тогда смущенный Робеспьер пошел на создание «комитета справедливости», призванного ревизовать дела «подозрительных» и вскоре упраздненного по инициативе Бийо-Варенна. Эта первая кампания не прошла бесследно: 14 плювиоза ведущие эбертисты Ронсен и Венсан была освобождены из тюрьмы; сделано это было по предложению Дантона. Новый демарш дантонистов, проведенный в критический для правительства момент, застиг Конвент врасплох. После коротких дебатов он сумел все же уклониться от прямого ответа и вынес соломоново решение: декрет от 4 вантоза предлагал, чтобы правительственные комитеты на совместном заседании пересмотрели дела «подозрительных» и решили, кого из них следует освободить. Учитывая, что Робеспьер и Кутон были больны, комитеты поручили подготовить материал Сен-Жюсту; он должен был 8 вантоза доложить Конвенту о лицах, находившихся в тюрьмах.

И вот, после почти пятимесячного перерыва, он снова на ораторской трибуне. Он начинает с того, что напоминает о возложенной на него задаче — найти эффективный способ освобождения патриотов и наказания виновных. Но, не дав опомниться слушателям, он тут же уходит от этой задачи:

— Я не хочу ставить перед вами данный вопрос в роли обвинителя или защитника… Нужно решать не то, как поступить с отдельными лицами, а то, как спасти республику…

Дав подобный поворот теме, Сен-Жюст заявляет «снисходительным», что не пойдет у них на поводу.

— От арестов зависят поражения или победы наших врагов. Сетуют на революционные меры, но по сравнению с другими правительствами мы еще умеренны… Монархия, цепляясь за власть, плавала в крови трех десятков поколений, а вы колеблетесь, когда надо проявить суровость к горстке преступников!

Еще и еще фраза, и вот уже «арестованные патриоты» превращаются в «арестованных аристократов», а затем фракция модерантистов попадает под долгий и меткий обстрел докладчика.

— Требующие свободы для аристократов не желают республики и боятся за себя. Жалость к преступникам не первый ли показатель измены? Ручаюсь, что выступающие в защиту арестованных аристократов не рискнут предстать перед общественным обвинением…

В речи Сен-Жюст намекает на Дантона, «лелеющего замыслы заставить патриотов отступить», на Демулена, «менее занятого победами республики, чем своими памфлетами», укоряет революционеров, которые, «сделав революцию лишь наполовину, сами роют себе могилу». Так постепенно он подменяет тему, навязанную Конвенту дантонистами, противоположной: вместо осуждения революционного террора показывает его спасительность, подчеркнув, впрочем, что террор террору рознь:

— Террор — обоюдоострое оружие; одно его лезвие служит народу, другое — тирании; террор наполняет тюрьмы, но далеко не всегда наказывает виновных…

Это ли не намек на ультра? На фракцию, избравшую террор, «святую гильотину» как лекарство от любой социальной болезни?

И наконец, ловким приемом Сен-Жюст объединяет обе фракции в «секту, играющую всеми сектами» и попеременно показывающую то одну, то другую из своих ипостасей:

— Когда вы говорите о терроре, она плачет о милосердии, но попробуйте проявить милосердие, и она завопит о терроре…

«Секта, играющая всеми сектами»… Но кто же играет ею самой? Кто направляет ее коварные выпады? Как бы походя он бросает:

— Это Иностранец, разными средствами защищающий преступных…

Он не называет имени, не останавливается на этом предмете; быстро пройдя мимо «иностранца», спешит сказать о главном:

— Мы имеем правительство; мы имеем и власть, и административный аппарат; нам недостает одного: институтов, учреждений, которые должны составить самый дух республики…

Проблема поставлена; теперь, однако, не время ее разрешать; сосредоточив внимание депутатов на общем зле и в общей же форме коснувшись средств к его исправлению, докладчик сейчас укажет только одну, но остро необходимую меру:

— Я полагаю, что сила вещей приведет нас к результатам, о которых мы сейчас и не помышляем… Революция с неизбежностью внушает нам, что тот, кто является врагом родины, не может быть собственником. Неужели народ, проливающий свою кровь на границах, должен быть несчастнее тиранов, которые одевают в траур его семьи? Вы обязаны признать принцип: только те имеют права в нашей стране, кто объединился, чтобы ее защищать. Покончим же с нищетой, которая позорит свободное государство; собственность патриотов священна; собственность врагов народа должна служить всем обездоленным. Бедняки — это соль земли; они имеют право по-хозяйски говорить с правительствами, которые о них забывают!..

Последние слова оратора потонули в рукоплесканиях. Аплодировали кто искренно, кто потому лишь, чтобы не быть заподозренным в иных убеждениях, но аплодировали все. Под гром аплодисментов был принят декрет, предложенный Сен-Жюстом: арестованные патриоты подлежали освобождению; собственность врагов революции объявлялась секвестрованной, сами же они оставались в тюрьмах до конца войны, а затем обрекались на вечное изгнание.