Сергей Есин - Дневник, 2006 год

22 апреля, суббота. Утром вынул из почтового ящика «Труд», в котором мое большое интервью, связанное с В.И. Лениным — это традиционное, т. к. ко дню рождению. Я — писатель самого последнего роман о В.И. Ленине. Интервью делал по телефону Толя Стародубец, вернее сделал из остатков какого-то моего старого интервью. За последнее время Толя стал работать небрежнее, это уже второй материал, который он строчит, не вчитываясь и все упрощая. Кое-что я добавил, но сделал ошибку, не попросив его мне после доделок показать. Вот и прошло две ошибки: фильм Сокурова о Ленине называется «Телец», а не «Молох» — это во-первых, другая серьезнее — Толя пропустил отрицание «не» очень важное в контексте фразы. И получилось: «по его приказу расстреляли Николая Второго со всей царской семьей». Приказа такого Ленин не давал, почти точно установлено, что это работа довольно мстительного Свердлова, оставившего после себя сейф набитый золотом и драгоценностями. Ленин был слишком хорошим политиком, что сделать это таким образом и так поспешно. В этом интервью я горжусь лишь одной мыслью, которая кое-что объясняет, в том числе и мою «верность». Не умею я предавать легко и играючи. «А насчет возможного выноса его тела из мавзолея скажу вот что. Наши родители, деды, прадеды относились к этому человеку с пиететом. Поэтому давайте еще подождем. Нельзя же выйдя после молитвы из церкви, сразу же взяться за топор и рубить иконы».

Прочел к семинару довольно большой рассказ Ромы Подлесских «Жека Жуков, сын танкиста, или поездка за город талантливого балалаечника». Рассказ легкий, хороший, с юмором. Новый русский встречается с мальчишкой-артистом, который оказывается наследником большого дворянского имения. Русские и пришлые, даже если они тоже русские и из Литвы, русских земель. У меня рухнуло предубеждение относительно Ромы. Он медленно рос и я довольно долго считал, что ему помогает его отец писатель. Кстати, сугубо патриотическая и русская направленность отца у сына сохранилась. Вот еще одно свидетельство, что кого-то передвинуть или перевоспитать в рамках института довольно трудно. Ребята, пришедшие патриотами, так патриотами и остались, но и демократы со своего места не сошли. Так много значит семья и социальные условия, в которых ребенок живет. А как же те молодые русские аристократы и дворяне, которые стали революционерами и социалистами? Или люди и их духовные запросы стали другими? Вряд ли телеведущая Ксения Собчак начнет думать о своих обездоленных сверстниках с городских окраин.

Весь день просидел за компьютером, достругивая вторую главу в роман и дневник. Я каждый раз поражаюсь на этот феномен: как только заканчивается одна часть работы, то сразу же появляется начало другой части, о которой раньше и не помышлял. Меня так радует волшебная автоматика нашего подсознания. В третьей главе Вася будет смотреть на мониторе, кто входит в институт. Я уже придумал, что всех персонажей снабжу кличками-псевдонимами. Витя благополучно кейфует на даче, куда он уехал на мотоцикле. Я дал ему поручение посадить лук. Самому удастся выбраться в Обнинск, только на следующей неделе.

Около десяти поехал в Храм Христа Спасителя. В метро было оживленно, как и всегда бывает на праздники. Много молодежи. Но в храм не попал, даже не удалось постоять, как всегда бывало раньше, наблюдая через дорогу за крестным ходом, на Волхонке. На этот раз милиция поставила заграждение уже возле старого выхода из метро. Милиционеры были вежливы, но решительны. Я довольно долго наблюдал, как люди проходили по каким-то пропускам. Как писателю мне очень хочется написать, что лица у них были суетливы, и шли они со своими розовыми и красными билетиками, отделенные избранностью от остальной толпы. У меня даже возник некое сравнение со старыми годами и толпой парикмахеров и автослесарей, идущих по билетам своих клиентов в Дом кино. Конечно, и в толпе, в которой стоял я, и среди людей, которые проходили со своими билетиками за милицейское оцепление, было много людей, которым было «просто интересно». Но ведь стояли здесь и люди истинно верующие, пропостившиеся все сорок дней. Потом, когда я уже почти перед двенадцатью часами вернулся домой и включил телевизор, я увидел много молодых и старых мужчин и женщин, на лицах которых было начертано истинное воодушевление. Я никого осуждать не могу, я могу сказать только о себе, что просто оказался лишенным той человеческой общности и возвышенных переживаний, которые уже несколько раз посещали меня в этом и других храмах во время церковных праздников. Какое это счастье повторять что-то знакомое вслед за тысячной толпой.

Наблюдать по телевизору — это конечно другое чувство, нежели участвовать внутри, но тоже очень интересно. Я включил телевизор как раз в тот момент, когда патриарх и сопровождающие его каноники и прихожане остановились после крестного хода перед закрытой дверью в собор. За спиной патриарха были знакомые лица многих крупных чиновников. Возвышался надо всеми министр культуры Соколов. В храме несколько раз показали и находившегося там Путина, который стоял в правом приделе вместе со своим любимцем — полпредом центрального округа Полтавченко и Фрадковым. У всех в руках были красные пасхальные свечи. Роскошная и торжественная служба, характер и показ лиц было какой-то очевидной демонстрацией значительности нашего государства.

С каким наслаждением я тут же у телевизора, ночью съел кусок кулича со сливочным маслом. На то, чтобы пожарить блинчики с мясом и даже почистить пастой зубы у меня не хватило сил.

23 апреля, воскресенье. Все духовно стоит на месте. Из так сказать физических действий, т. е. перемещения тел в пространстве, было следующее! Утром отвез В.С. в Матвеевское, где она пробудет два недели. Дай Бог! Никто и представить себе не может, как она устала от этой домашней норы, меня, нашей кухни, себя, ее постоянного ритуала отъезда на диализ и приезда с него от одного и того же места. Как устала от кухни, необходимости за собою, хоть малость, убирать, от постоянного хаоса в квартире, от книг, которые я разбрасываю, от вещей, которые не собирает она сама. А главное, там ее среда, люди, которые создают иллюзию жизни и ее плотного напряжения. Из Матвеевского я заехал к В.А., поговорил об институте. В два часа обедал у П.А. Николаева. Ира сделала роскошный, невероятно роскошный домашний обед. Все это напоминает дом, семью, мою собственную юность, когда женщины еще готовили. Была небольшая очень мне интересная компания: Леонид Макарович Крупчанов, Лена, Ира, Татьяна Аексадровна Архипова, знаменитый эстетик Юрий Бореев… Говорили, как всегда, о времени, о грядущих выборах в Академию, о литературе. Петр Алексеевич читал наизусть стихи, говорили о моей диссертации, о защите, о том, что я легко влился в научную среду. Я сказал, что эта среда мне значительно интереснее среды писательской, в писательской я не рискую долго находиться.