Михаил Ботвинник - Портреты

В шахматах нередко возникают неожиданные ситуации; шахматист-практик отрабатывает способность быстрого к ним адаптирования. При игре по переписке можно не торопиться, предпринимать быстрые, решительные действия необязательно. Керес стал практиком, когда ему было уже около 20-ти лет. И на протяжении всей своей шахматной жизни, когда он неожиданно оказывался за доской в трудной ситуации, не всегда быстро ориентировался.

Первоначальный период деятельности Кереса, ограниченный национальными рамками и игрой по переписке, привел к тому, что молодой шахматист придерживался старомодных дебютных схем. Кеpec неуверенно себя чувствовал в закрытой игре, когда фигуры малоподвижны. Но в открытой и полуоткрытой – был просто очарователен… Это импонировало широкой шахматной публике, и шахматный художник Керес пользовался симпатиями во всем мире. Да, не раз Пауль выигрывал и у меня красивой, стремительной атакой…

Эстония стала советской республикой, а Пауль – советским гроссмейстером. Его новые коллеги (да и все советские шахматисты) отнеслись к нему весьма дружелюбно. Но началась война, и Керес оказался в нацистской оккупации. Что делать? В шахматы играть надо! И Керес (вместе с чемпионом мира Алехиным) кочует из турнира в турнир – из одной страны в другую. Видно, у Пауля настроение было подавленным: если до войны Керес уже превосходил Алехина, то во время войны было иначе.

Эстония была освобождена и наступили новые трудности – больше года Керес не выступал в соревнованиях. Но с 1946 года Керес снова – активный советский гроссмейстер. Не сразу Пауль принял свое шахматное советское «гражданство». Сначала была некоторая отчужденность. Но два фактора переменили настроение эстонца: во-первых, он понял, с каким дружелюбием и восхищением к нему относятся, и, во-вторых, Пауль (шахматист до мозга костей) не мог не ценить поддержку, которую советское государство оказывает шахматам. Пауль не сидел без дела, писал книги, основал в Таллине шахматную школу (где было 300 ребят) и блестяще выступал в соревнованиях. Расцвет его творческой деятельности начался, когда он вошел в семью советских гроссмейстеров.

Уже после смерти Кереса в интервью весьма известного советского гроссмейстера немецкому шахматному журналу сообщалось, что после войны Ботвинник якобы добивался исключения Кереса из соревнований. Случайно оказалось, что корреспондент, взявший интервью, в свое время разговаривал и с Кересом, который поведал ему, что Ботвинник (как и другие советские мастера) добивался возвращения Кереса к шахматной жизни. Стало быть, Пауль помнил об этом…

Керес четыре раза был вторым в соревнованиях, победители которых получали право на матч с чемпионом мира – так ему и не удалось сразиться за мировое первенство (кроме матч-турнира 1948 года). Но никто другой не добился такого постоянства в успехах. Конечно, когда мы с ним конкурировали, как всегда в такой ситуации, отношения были острыми; а затем – самыми хорошими. Выяснилось, что Пауль просто-напросто добряк; он охотно давал всякие бытовые советы и помогал друзьям. Оказалось, что за несколько суровой внешностью скрывается немало юмора (это помогало ему пережить некоторые «строгости» советской жизни). «Да, – говорил Керес, – у меня дома подрастают проходные пешки». Даже в быту Пауль пользовался шахматной терминологией. Его хобби было – воздушные перевозки. Он знал расписание полета самолетов основных авиакомпаний мира. В Комитете физкультуры это ценили, и в особо важных случаях советовались с Кересом – как лучше проложить маршрут. Пауль шутил: все трудности отпадают, как только расстаешься с Аэрофлотом!

Однажды, находясь за рубежом, мы отправились на прогулку. Было жарко, и Керес предложил выпить что-нибудь прохладительное. «Но это же стоит денег», – за рубежом я становился скрягой. «Но так приятно тратить деньги», – возразил Пауль и… угостил меня! Это его «указание» было принято к неуклонному исполнению.

В июне 1974 года я впервые приехал в Таллин (на завод ТЕТ) и конечно, позвонил Кересу. Увы, он уже уезжал в аэропорт. Через несколько месяцев Пауль был в Москве, звонил, но что-то помешало нам повидаться…

Последний турнир Кереса был весной 1975 года в Канаде. Конечно, он был первым, а потом – утомительные сеансы одновременной игры. Пауль выезжал за рубеж один раз в год, подобные ограничения всегда казались мне дикостью; и я протестовал, но они были… Керес, несмотря на больные ноги, давал эти тяжелые сеансы – надо же было заботиться о семье. Трудный перелет Ванкувер – Монреаль – Амстердам – Хельсинки. Инфаркт, больница и печальный конец.

Жизнь Кереса – прекрасный пример служения шахматному искусству, и все другое – национальные предрассудки и прочее – отступало на второй план. Он высоко ценил общение с советскими мастерами, и это было на пользу всем нам.

Не всегда так бывает: один из новых прибалтийских вождей (враждебно относящийся ко всему советскому) в свое время увлекался шахматами и играл в советских соревнованиях; видимо, талант шахматный был столь скромным, что юноша не смог оценить значения русской, советской шахматной культуры, да и не только шахматной…

Когда бываю в Таллине, то прихожу на кладбище, что на берегу залива, чтобы поклониться великому шахматному художнику нашего столетия.

Ушел из мира сего седьмой (из восьми) участник АВРО-турнира 1938 г. Р. Файн вместе с П. Кересом был тогда победителем этого уникального соревнования. Наряду с успехом Р. Файна в 1936 г. в не менее знаменитом турнире в Ноттингеме, это было выдающимся достижением американского гроссмейстера. Он играл тогда смело и даже азартно, проявляя как оригинальное позиционное понимание, так и тактическую изобретательность.

Но не только этим ограничиваются достижения Файна в шахматах. Его труд в области эндшпиля (Basic chess endings) по глубине краткости и ясности изложения является первым и подлинно научным исследованием в изучении концов игры. Как только я получил эту книгу, она стала неизменно сопровождать меня на всех соревнованиях.

Увы, характер Файна как человека был противоречивым. Боевой шахматист, он уходил от шахмат, нередко уклоняясь от выступлений в турнирах. Его отказ играть в матч-турнире 1948 г., пожалуй не был неожиданным. Еще в сентябре 1946 г., накануне совещания шести сильнейших шахматистов мира, он внезапно покинул Москву из-за неотложных дел на Родине. Неужели дела эти были важнее первенства мира? И накануне матч-турнира 1948 г. Файн заявил о своем отказе от игры…