Антон Бринский - По ту сторону фронта

Я, полковник Кучеров и капитан Оглоблин с группой в семь человек отправились в район Сенно и на шоссе Витебск — Орша. Я уже упоминал о наших задачах: встретиться с уполномоченным ЦК, связаться с другими партизанскими отрядами и нарушить движение фашистских машин по шоссейной дороге.

О партизанах мы услыхали от крестьян в первый же день пути и вскоре в лесу, недалеко от Череи, встретили целую группу народных мстителей — 18 молодых бойцов под командой лейтенанта Перевышко, перед самым началом войны окончившего минометное училище. Около месяца они боролись с захватчиками в Толочинском районе и вынуждены были уйти оттуда, когда фашисты устроили на них облаву. Узнав о цели нашего похода, молодые партизаны присоединились к нам. Им это дело было знакомо: четыре фашистские машины, они уже уничтожили. Дальше шли вместе, и, начиная с этой экспедиции, вся группа Перевышко стала частью Гурецкого отряда.

Человек не всегда открывается сразу, иногда очень трудно найти ключ к его сердцу. Мрачно шагая рядом со мной, Перевышко долго отмалчивался, отвечая на мои вопросы односложно и подчеркнуто резко, но уж видно было, что в этой сумрачности, в этой резкости есть что-то нарочитое. Он сдвигает брови, сутулится, что несколько скрадывает его высокий рост, встряхивает головой так, что непокорный черный чуб свисает почти до самых бровей. Ему только что минуло двадцать лет, а хочется быть суровым испытанным воином, таким же, как отец. Единственный сын военного, командира части, он вырос где-то в Закавказье, немного избалован, иногда заносчив и излишне задорен, но отходчив, искренен и вовсе не так скрытен, как казалось на первых порах. Чувствовалась в нем порядочная начитанность, хотя он и не выставлял ее напоказ; в хорошем настроении хорошим друзьям он умел много и интересно рассказать. В военную школу он пошел со второго курса института журналистики. Партизанская война захватила его своей романтикой, в хорошем смысле этого слова. Прямой и честный, смелый, иногда до безрассудства, он целиком отдался борьбе и, кажется, даже не понимал, как в такое время можно думать о чем-либо другом.

Командир отряда старший лейтенант Василий Иванович Нелюбов

Старшина П. П. Куликов

Командир отрядов «Батя» Григорий Матвеевич Линьков

Группа партизанских командиров. Слева направо: В. И. Заморацкий, Д. И. Кеймах, В. В. Щербина

К концу первого нашего совместного похода он начал глядеть на меня не так хмуро, отвечал охотнее, а иногда сквозь напускную суровость что-то совсем ребячье — наивное и радостное — вспыхивало в его глазах. Обычно эго бывало тогда, когда заговаривал с ним боец из их же группы Саша Черпаков. Недолгая, но крепкая дружба связала их, на первый взгляд таких непохожих друг на друга. Черпаков, в противоположность Перевышко, был румян, неизменно весел, по-детски добродушен и прост. Но ведь и у Перевышко под мрачной внешностью таилось такое же доброе и отзывчивое, золотое русское сердце. За это, должно быть, и прощали ему товарищи его резкость, задиристость, ненужную иногда насмешливость. Да и я, присмотревшись поближе, полюбил этого юношу со всеми его странностями, привязался к нему, поняв, что таким он и должен быть, что я уже давно и очень близко знаю его.

…Дня через три мы вышли на шоссе Витебск — Орша. Выбрали удобное, укрытое место у самой дороги и залегли, ведя наблюдение в обе стороны.

— Идут, — громким шепотом сказал Перевышко, хватаясь за гранату.

И действительно, через несколько минут показались четыре машины — одна за другой.

Когда до них осталось не более 25 метров, полетели гранаты, затрещал пулемет. Первая машина, потеряв управление, свалилась в кювет, остальные, не успев затормозить, наехали друг на друга. Еще три десятка гитлеровцев нашли себе могилу на белорусской земле.

В одной из машин ехали штатские. Двое из них уцелели, и мы заинтересовались: кто такие эти немолодые немцы с солидными животиками, в элегантных костюмах, шитых, сразу видно, на заказ. Увели в лес и допросили. Оказалось, что один из них крупный гражданский чиновник. С ним ехали его помощники, какие-то специалисты и охрана. Целью их путешествия были Видокский и Моисеевский спиртозаводы, совхозы и другие предприятия окружающих районов.

Нервно поправляя седеющие, туго закрученные усы, стараясь не терять своей важности, чиновник объяснил нам через случайного переводчика (его постоянный переводчик был убит), что он не военный, он просто приехал налаживать немецкое хозяйство и что (наивная попытка задобрить нас!) он согласен забыть наше недостойное, по его мнению, поведение по отношению к нему — представителю великой Германии. Но он требует (а голос у него дрожал), чтобы мы немедленно освободили его, дабы он мог продолжать свою «деятельность».

— Хозяйствование! — повторял Кучеров, слушая медленные слова переводчика. — Рациональная эксплуатация!.. Требует!..

А в это время один из партизан принес несколько оригинальных трофеев, взятых им при осмотре машин.

— Смотрите! Вот что делается! Вот они какой груз везли! Заранее заготовили!

Это были сравнительно небольшие вывески: светло-серый фон и черные надписи, сверху — немецкие, снизу — русские. Я не помню текста, но колючие и прихотливо завитые готические буквы под зловещим орлом со свастикой, фашистской эмблемой, поразили меня. Ясно представилась улица захваченного врагом русского города с такими вот гитлеровскими клеймами над дверями и на стенах домов…

Однажды мы остановились на отдых в лесу недалеко от Адамовки Сеннинского района. Была половина сентября — время желтых листьев, туманов и грибов. День задался пасмурный, лес неприветливо шумел. Мы вертели цигарки из свирепого самосада, от которого в горле перехватывало, и про который говорят: один курит — двенадцать болеют. Тут подошел колхозник с корзиной грибов. Тоже присел покурить, угостил хорошей бийской махоркой, разговорился, и чувствовалось, что он неспроста рассказывает нам местные новости, что он что-то не договаривает и в то же время присматривается к нам. Наконец он отозвал Кучерова в сторону: «Мне бы вам два словечка сказать…» и предложил устроить полковнику встречу с уполномоченным ЦК. Вот уж, как говорится, на ловца и зверь бежит! Ясно, что не случайно подсел к нам этот колхозник, и в лесу он наверняка искал не грибы, а встречи с нами.