Антон Бринский - По ту сторону фронта

Кучеров обрадовался — такая удача! Да и я обрадовался, пожалуй, не меньше его — ведь и мне была необходима эта встреча.

Договорились.

Встреча произошла на другой день около Курейши, прямо в поле, в копнах только что скошенного овса. Наш проводник привел из деревни троих. Один показался мне знакомым — это и был уполномоченный. Он тоже признал меня.

— Вы не были на первой белостокской партийной конференции?

— Был.

— Ну вот, значит, там и встречались.

И сразу, как старые товарищи, мы заговорили на «ты», вспомнили прежних друзей.

— Да, да… Исаев отозван в распоряжение ЦК… А ты кого видел?.. Ухаров, говоришь… Помню… Ну, этот справится!

Многие наши общие знакомые ушли в армию, некоторые уже погибли. А вот он (и одновременно с ним ряд других работников) получил задание вернуться на землю, захваченную фашистами, для организации партизанского движения. Я рассказал ему о нашем отрядё и о тех отрядах, которые знаю, а он мне о лиознинском совещании ЦК КП(б)Б, которое проводил товарищ Пономаренко, о тех задачах, которые партия ставит перед партизанами, о размахе всенародного сопротивления врагу и об упорных боях, развертывающихся сейчас под Смоленском.

— Да, немцы пока еще обладают техническим и численным превосходством. Они собрали технику со всей Европы. Это позволило им добиться тактического успеха. Но это ненадолго. У нас сейчас подтягиваются резервы, которые скоро вступят в бой. И партизаны не должны сидеть сложа руки.

В Курейше мы встретились с представителем Сеннинского райкома, который возглавлял довольно крупный партизанский отряд. У сеннинцев была связь с Москвой, а нам как раз не хватало связи. И тут невольно я заговорил с уполномоченным ЦК о наших трудностях и сомнениях. Может быть, лучше было бы, если бы мы присоединились к Сеннинскому отряду? Тут все-таки постоянное руководство из центра, а мы предоставлены сами себе, ведем работу на ощупь. Многие из наших бойцов только и мечтают, как бы выбраться из немецкого тыла, а иногда заводят разговор о том, чтобы сделать это организованно, всем отрядом. Я и сам не думал, что так долго придется партизанить, и считал, что в регулярной армии мог бы принести больше пользы. Уполномоченный ответил мне довольно резко:

— Сейчас не время ходить с места на место. На Большой земле люди найдутся. А мы должны создавать отряды здесь. У нас здесь война. Понимаете? В каждом районе. И чем больше отрядов, тем лучше. Пускай они еще маленькие — вырастут, обрастут активом… Чтобы земля горела у гитлеровцев под ногами!.. Вот и вы возвращайтесь обратно и действуйте самостоятельно. В каждом районе должен быть представитель ЦК. Отыщите его, свяжитесь с ним… И вот вы говорите: на ощупь. А иначе и быть не может. Надо приобретать опыт. Опыт гражданской войны нас не устраивает: не то время, и враг не тот, Вам, военному, это должно быть особенно ясно…

Да, ясно… Встреча с уполномоченным ЦК помогла мне разобраться во многом. Вернемся и будем партизанить, и мысль о переходе через линию фронта выбросим из головы… Вот бы только наладить связь с Москвой!.. Когда-то у нас будет своя радиостанция?..

…Кучеров остался в Курейше, а с нами вместе пошли два человека, которые должны были выйти в Минскую область, а может быть, пробраться дальше на запад, чтобы поднимать и там партизанскую войну.

…Находились отщепенцы, которым немецкая оккупация была на руку. С одним из таких столкнулись мы, возвращаясь из Курейши. Еще по дороге узнали от крестьян, что в маленькую деревеньку (названия не помню) около Видоков вернулся раскулаченный мироед. Фашисты помогали ему собрать то, что было у него отобрано при раскулачивании, предоставили разные льготы и даже лесу дали на постройку дома. Признали своего.

Дошли мы до деревни — и в самом деле: лежит штабель свежих бревен, двое мужиков пилят их, а вокруг ходит хозяином такой дядька, что сразу признаешь «бывшего». Нас он, кажется, не заметил. Мы свернули в проулок и за огородами остановились отдохнуть.

— Надо бы позавтракать. Нельзя ли чего достать в деревне? Иди-ка, Ваня, поговори с этим толстым, у него на всех хватит. Да не так: оружие-то спрячь, чтобы не смущать его сразу… И не один. Вот вы втроем пойдете.

Ребята пошли, тихо-мирно попросили у кулака накормить их. Он отказался.

— Ничего я вам не дам. А вот если хотите — работайте. Что вам попусту ходить? Я вас и кормить буду, и зарегистрирую, как полагается.

Видно, чувствует свою силу при фашистских порядках.

Наши посланцы самым наивным тоном спрашивают:

— А ты сам-то кто такой?

Смотрит на них сверху вниз и отвечает:

— Было время — раскулачили, а теперь я в своих правах.

Наших зло взяло.

— А чем кормить будешь?

— Да вот кабанчика зарезал. Овечки есть… Хорошо сработаете, голодными не останетесь.

— А мы и так сыты будем… Вздумал партизан в батраки нанимать!

И тут же реквизировали у него этого кабанчика и скрылись в лесу.

Через несколько дней повстречались мы еще с одним выходцем из старого мира. Дело в том, что гитлеровцы, изыскивая все новые способы духовного порабощения нашего народа, сделались вдруг строгими ревнителями православной веры, распорядились восстановить закрытые церкви и приготовить помещения для священнослужителей. По новому приказу обязательно надо было крестить всех детей, и не только новорожденных, но и родившихся раньше, в советское время, и некрещенных. Ослушникам грозила жестокая кара. И по такому же строгому приказу все религиозные обряды можно было совершать только с ведома немецких властей. Венчаться и то надо было идти за разрешением в комендатуру.

Крестьяне с усмешками рассказывали, что по району ужа разъезжает какой-то поп, работающий в контакте с комендантами и полицией. Он и крестит, и отпевает, и венчает, словом, всеми силами старается вернуть крестьян в лоно православной церкви.

— Не было попа — так привезли.

— Да какой он поп! Он — не настоящий. Бороду и то не успел отрастить.

— А тебе настоящего нужно?

Мы нарочно завернули в деревню, где в это время гастролировал разъездной поп.

Необычайная картина представилась нашим глазам: стоят посреди улицы ребятишки от двух до двенадцати лет, а перед ними топчется откормленный дядя в поповской рясе и с крестом, но бритый. Он что-то бормочет над детскими головками и тут же поливает их из кувшина водой. Отрываясь от этого занятия, он покрикивает на женщин, которые приносят и укладывают в стоящую поодаль телегу яйца, гусей, какие-то мешки и свертки.

Мы подошли.

— Ты кто такой?

— Я — батюшка этого района.

— А что ты делаешь?

— Детей крещу.

— Ишь ты, новоявленный Иван-креститель!

Поп обиделся. Судя по виду и тону, он был пьян, неясно понимал, с кем имеет дело, но говорил солидно, очевидно чувствуя себя важной персоной.