Антон Бринский - По ту сторону фронта

Ночью состоялось собрание. Вся деревня сошлась вокруг костров на лесной поляне: и мужчины, и женщины, и молодые, и старые. Пришли и погорельцы из Жаденя, уничтоженного фашистами, и батраки из соседнего имения, захваченного немцами. Некоторые явились с винтовками, а другие — с вилами, с топорами, с косами, словно сразу после собрания им предстоял поход или бой.

Здесь я познакомился с Иваном Бужинским. Он пришел из Удрицка (он там жил) и тоже участвовал в собрании. Подтянутый, чисто выбритый старик с выправкой военного, поляк родом, бывший солдат царской армии, этот Бужинский, несмотря на возраст, активно помогал подпольной организации, имел большие связи и пользовался значительным авторитетом.

Снег сошел, опять моросил дождь, но люди как будто не замечали его; передние сидели, за ними — стояли, стараясь протиснуться поближе. Костры трещали и дымили, бросая неровные блики на лица, на плечи, на допотопное крестьянское вооружение. Дальше и выше громоздились суровые сосны и ели, и по их косматым лапам тоже пробегали горячие отблески огня.

Я привык к таким неожиданным собраниям и к неожиданным докладам, но теперь выступать надо было по-украински (в первый раз за долгие годы!), и меня беспокоило — не отвык ли я? Сумею ли я так же свободно и ясно изложить свои мысли?.. Нелегкий экзамен! И без подготовки. И все-таки я его выдержал.

Говорю и сам удивляюсь: откуда они приходят, откуда они возвращаются в память — слова родной украинской речи? Да нет, они не возвращаются. Они и не забывались никогда. Они живут!..

Рассказал о положении в оккупированных областях, о фашистских зверствах в Белоруссии, о партизанском движении, о том, как мы работаем и как надо работать и бороться.

Как всегда, я следил за слушателями и по их лицам, по сосредоточенному молчанию, по отдельным репликам чувствовал, что говорю правильно, ясно и по существу.

Много было вопросов, а потом крестьяне заговорили о своих делах, о своих бедах и о готовности немедленно вступить в борьбу с врагом. Одним из первых попросил слова старик.

— Васинский, — шепнули мне, очевидно желая обратить мое внимание на оратора.

— Вот, добры люди, що у нас робиться, дывитесь, — произнес он и, пропустив мгновенную паузу, начал оказывать — неторопливо, нараспев, легким старческим тенорком:

Я привожу здесь довольно точный, правда, неполный перевод текста, записанного племянником сказителя Назаром Васинским. Несколько позднее этот текст был размножен нами в агитационных целях и приобрел популярность в народе. В 1943 году один старик в Замороченье, повествуя о своих собственных бедах, снова повторил нам полностью сказ Васинского. Но сейчас, на ночном собрании в лесу, крестьяне слышали этот сказ впервые. Голос старика дрожал от волнения, и слова как нельзя более соответствовали настроению собравшихся. Некоторые плакали. Но остальные — их было большинство — бурно требовали немедленных практических действий, требовали, чтобы я остался с ними и возглавлял поголовное выступление против немцев.

Говорили смело. И слушатели сочувственными возгласами приветствовали ораторов, потрясая и звеня своими вилами и косами.

Ненависти к фашистам накопилось много, и места ей в сердцах уже не хватало — она просилась наружу:

— Мы все пойдем! Не беда, что у нас не хватает винтовок. Мы с вилами, с косами, с топорами!.. Мы голыми руками передушим гадов! Вооружимся! Прогоним! До самого Берлина дойдем!.. Весь народ поднимем против швабов!

С каждым словом ярость все нарастала и нарастала. И опять, как во время беседы с подпольщиками, радостно было слушать эти горячие речи, но, конечно, о выполнении их желания даже мечтать не приходилось в тех условиях. Это было бы чистой авантюрой и только увеличило бы число жертв фашистского террора. Так я и сказал. И предложил, отказавшись от неподготовленного и обреченного на неудачу восстания, организовать партизанский отряд. Для руководства им я обещал оставить нескольких опытных товарищей.

Так и порешили. Я выделил Сидельникова и еще семнадцать человек, дал ручной пулемет и пять автоматов. В беседе с руководителями отряда (Сидельников, Бужинский, Андрей Легкий и Назар Васинский) мы наметили первую боевую операцию: налет на станцию Удрицк. Гарнизон там сравнительно небольшой, а его оружие: два станковых пулемета, восемь автоматов и тридцать две винтовки — очень пригодятся отряду.

Сразу разработали и план налета. Бужинский проживал в Удрицке и свел там знакомство с фашистским начальством. Начальник станционной охраны любил играть в шахматы и жаловал Бужинского как хорошего партнера. Часто по вечерам они сидели вдвоем за шахматной доской, а рядом, в казарме, ложились спать немецкие охранники. В день, намеченный для налета, он тоже должен будет играть. Когда немцы заснут и партизаны, подкравшиеся к казарме, подадут условный знак, Бужинский застрелит офицера из пистолета и бросит гранату в казарму, а ворвавшиеся партизаны захватят пирамиду с оружием. План был смелый, но вполне реальный, если его выполнить точно.

Я мог бы считать свою миссию в Хочине законченной, но обещание надо выполнять. Да и члены «Пидпильной спилки» предложили провести совещание с представителями других селений (Домбровицы, Сарны, Клесов и т. д.). Меня заинтересовало это предложение: не говоря уже о том, что совещание поможет развертыванию нашей общей борьбы, оно даст мне возможность снова проверить, насколько сильна, насколько организована «Пидпильная спилка» и насколько четко работает ее связь.

Совещание назначили на вечер, а днем явилась в наш лагерь ветхая старушка. Потертый кожух, хустка на голове, а сама горбится и чуть бредет, опираясь на палку.

Часовой остановил ее:

— Стойте, бабушка, куда идете? Кого ищете?

Старуха внимательно посмотрела на него и прошамкала беззубым ртом:

— Я, шаколик, иду до партижанов.