Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

Когда отец достиг в советской иерархии «достойного наименований» положения, тут же начали появляться совхозы и колхозы его имени. По мере продвижения наверх «именные» объекты становились все значимее. Отцу вся эта вакханалия наименований и переименований, как он нам говорил, удовольствия не доставляла, но изменить ее он тоже не мог. Только иногда исподволь подправлял. Так, после войны, в ответ на предложение назвать построенный киевский мост через Днепр его именем, отец «переподарил» его академику Е. О. Патону, сказав, что его, академика, вклад в строительство несравненно больше — варили конструкции моста по его, Патона, технологии. Так и стоит по сей день в Киеве мост Патона. Назови его именем Хрущева, то пришлось бы мост переименовывать. А вот Центральному киевскому стадиону имя отца дали и собирались его торжественно открыть 22 июня 1941 года, но в тот день стало не до стадиона, грянула война. После войны стадион восстановили и вторично открыли, но назвали его иначе.

В Одессе перед войной появилась Сельскохозяйственная опытная станция имени Т. Д. Лысенко, Глазная клиника имени Владимира Петровича Филатова, на самом деле знаменитого врача, академика. Местную консерваторию назвали именем Людвига Ван Бетховена, а музыкальной школе при ней присвоили имя скрипача-профессора Петра Соломоновича Столярского, по одесским меркам тоже весьма знаменитого. Он преподавал в этой школе с 1923 года, со дня ее основания, выучил много хороших музыкантов, в том числе и Давида Ойстраха. Столярский к этому относился с юмором, и на вопрос, куда он направляется, отвечал: «В школу имени мине». Кое-кому такие ответы показались оскорбительными, времена стояли непростые, на Столярского донесли, каким-то образом о доносе узнал отец. Он за него вступился, и Столярского не тронули. В 1944 году Петр Соломонович умер, имя его начало забываться, а «имени мине» стало популярной одесской хохмой.

Толчком к «национализации», я привожу выражение отца, географических названий послужило удаление в июне 1957 года из состава высшего руководства страны Молотова, Кагановича и других участников, как их называли, «антипартийной группы». Следом, как и полагалось, началась волна переименований. Областному центру Молотову вернули старое название Пермь, а недавно построенному Молотовску дали имя Северодвинск. Вот тогда-то отец и предложил пойти дальше и вообще запретить называть что-либо именем людей живущих. Он считал, что такое следует делать только после смерти, и не сразу, а лет через десять, когда все отстоится, успокоится. Никто отцу не возразил, недовольно ворчал лишь Ворошилов. Его фамилия пестрила на карте: Ворошиловград, Ворошилов-Уссурийский, Ворошиловск, всех я не помню. Но на Ворошилова, с его репутацией, подмоченной союзом с антипартийной группой, внимания не обратили.

Постановление приняли единогласно, и началась кампания «возвращения к исторически сложившимся наименованиям». Не первая и не последняя в нашей истории. Управились быстро. Правда, в Москве остались Хрущевский переулок и платформа Маленковская, но так их назвали не сейчас и в память не о том Хрущеве и не о том Маленкове.

Однако не обошлось без рецидивов. Через пять лет после принятия запретительного решения, в 1962 году, украинские лидеры Подгорный с Щербицким в порыве лизоблюдства попытались назвать именем отца город, построенный на Днепре рядом с Кременчугской ГЭС. Но продержалось имя «Хрущов», так оно пишется по-украински, на географической карте недолго. 29 июля 1962 года по дороге в отпуск в Крым новостройку посетил отец. Я тоже увязался за ним.

Ехали проселком. Впереди Хрущев с Подгорным и руководителями республики, за ними пылил — целый «хвост». День, помню, выдался солнечный, жаркий. Подъехали к утопавшему в зелени городу. Вдруг я поразился: на придорожном указателе надпись по-украински «Мiсто Хрущов».

Машины остановились у здания горкома. Я пробился поближе, по реакции окружающих вижу — отец промолчал. Напрягшиеся было лица местного начальства расплылись в улыбках.

С момента въезда в город меня преследовало чувство неловкости. Неловкости за отца. А он вел себя как будто и не видел надписи на злосчастном дорожном указателе. Осмотрели город, съездили на плотину, провели торжественный митинг открытия новой Кременчугской ГЭС. После митинга в горкоме собралось совещание, решали, какие еще гидростанции строить на Днепре. Строительство Киевской и Каневской ГЭС признали первоочередными, а с Нижне-Днепровской в самом горле реки у моря решили погодить, разобраться. Уж слишком много земли уйдет под воду. Разобравшись, стройку вообще отставили. Через несколько месяцев вышло специальное постановление правительства «О строительстве Днепровского каскада ГЭС», закреплявшее достигнутые в Кременчуге договоренности.

Наконец приехали на пристань, дальше предстояло плыть на пароходе до Днепропетровска. Отчалили. Все собрались в салоне, расположились за длинным столом. Предстоял обед, а вместе с ним и тосты. Первым говорил отец. Он начал с благодарности, ему очень приятно, что город назвали его именем, поблагодарил за честь. Все закивали, наперебой стали говорить о заслугах отца, как много он делает для страны, для народа, как все его любят.

Я ожидал, что отец запротестует, и такое начало меня обескуражило. Но это было только начало.

— Вы что не читаете постановления или не считаете обязательным их выполнение?! — продолжил отец. — Я настоял на запрещении присваивать городам имена руководителей. А тут моя фамилия! В какое положение вы меня ставите? Кто поверит, что вы самовольничаете, а не действуете с моего согласия? Вам что, постановления не указ?

Дальше последовал разнос.

Подгорный неуверенно оправдывался, но отец его не стал слушать, поковырял вилкой в тарелке, извинился перед присутствовавшими и, сославшись на дела, ушел в свою каюту.

8 газетах на следующий день давалась информация о посещении первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым города Кременчуг и Кременчугской ГЭС.

16 ноября 1962 года «Вестник Верховного Совета СССР» опубликовал Указ о переименовании «мiста Хрущов в «мiсто КремГЭС».

9 августа 1957 года в Северодвинске спущена на воду первая в Советском Союзе атомная подводная лодка «Ленинский комсомол».

25 сентября 1957 года, как в мае на встрече в Семеновском пообещал отец, открылся пленум организационного комитета Союза писателей Российской Федерации. Такие союзы под эгидой Общесоюзного писательского объединения давно существовали во всех республиках.

Председателем оргкомитета стал уже знакомый нам писатель-маринист Леонид Соболев. До войны он писал о моряках, о военно-морском флоте, дореволюционном и послереволюционном, и писал неплохо. В послевоенные годы разбирательств с Анной Ахматовой, Михаилом Зощенко, жестких выступлений Андрея Жданова Соболев затаился. Главный его роман «Капитальный ремонт» так и остался недописанным.