Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

Уже в отставке, огородничая, отец, как множество других пенсионеров и непенсионеров, по весне «доставал» дефицитную тогда полиэтиленовую пленку для теплиц. Но, в отличие от всех иных пенсионеров, отец радовался не только и не столько приобретению, но самому существованию такой пленки. Каждый раз начинал вспоминать, рассказывал о технологии производства полиэтилена то ли высокого, то ли низкого давления. Сейчас я уже позабыл, который из них идет на выработку пленки, но точно помню, что высокого давления лучше, чем низкого.

Общение с Семеновым, другими химиками-учеными и производственниками не прошло даром. Отец теперь разбирался в химических делах почти профессионально, не хуже, чем в сельском хозяйстве и строительстве, держал в голове множество фактов и цифр, не говоря уже о терминологии. В отставке ему они уже не могли пригодиться, оставалось радоваться, что его (вместе с академиком Семеновым) начинания дали ощутимые результаты.

6 ноября 1957 года отец на торжественном заседании в Большом театре сделал доклад по случаю 40-летия Октябрьской революции. Доклад даже более чем обычно строился в мажорных тонах, на показе достижений. Оно и понятно — круглый юбилей, к тому же в зале расположились, занимая почти половину мест в партере, приехавшие на торжество иностранные делегации, в том числе весьма именитые. И тем не менее, не желавший врать отец не обошел проблемы с урожаем. Засуха снова обрушилась на Казахстан, на Пред— и Зауралье, Поволжье. В этом году страну выручали Украина и Северный Кавказ. Если 1956-м на Казахской и Сибирской целине заготовили 3 миллиарда 340 миллионов пудов зерна (около 53 миллионов тонн), то сейчас удалось наскрести менее трети от прошлогоднего, всего 1 миллиард 21 миллион пудов (16,3 миллиона тонн). Отец оправдывался, доказывал, что и эта цифра много больше доцелинного времени. По моему мнению, старался он зря. Противников целины никакие цифры не убеждали, они продолжали стоять на своем, требовали возрождать исконно российские деревни, вкладывать средства в никогда не родившие и не способные родить глины, суглинки, пески и супеси.

На самом деле, целина оказалась спасительной не только благодаря прибавке трех десятков миллионов дополнительной пахотной земли (на фоне общей пахотной площади в 193,2 миллиона гектаров, она не казалась столь уж значительной), но главным образом благодаря своему географическому положению. Все наши сельскохозяйственные районы, как традиционные: Поволжье, Северный Кавказ, отчасти Украина, так и новые — Казахстан с Южной Сибирью находятся в зоне рискованного земледелия, где все зависит от Бога, от погоды: прольются весенние дожди — и получается год с хлебом, в другой год ударит ранняя сушь, задует суховей — и год пропал. Зона рискованного земледелия — это чисто научное, климатическое определение. Отец шел на освоение целины с открытыми глазами, не раз повторял: «Ничего не поделаешь, мы имеем, что имеем. Надо приспосабливаться».

В «хорошем» 1954 году на целине собрали 9,3 центнера зерна с гектара (в среднем по стране — 7,7 центнера), в провальном 1955 году целинная «урожайность» упала до 2,8 центнера с гектара, а средняя при этом даже возросла (до 8,4 центнера) за счет хорошей погоды на Украине, в Поволжье и на Северном Кавказе. В отличном 1956-м целина дала 11,4 центнера с гектара и тем самым подняла среднюю цифру до 9,9 центнеров. В 1957-м урожайность на целине оказалась всего 4,3 центнера с гектара, но средняя, благодаря Украине и Северному Кавказу, сохранилась на уровне 8,4 центнера.

В отличие от старых, имперских времен, когда засуха в Поволжье или Северном Кавказе означала неотвратимый голод, целина вывела на поле нового игрока — производителей зерна в районах с погодной раскладкой, не совпадающей с европейской. Теперь неурожай в западных областях, как правило, балансировался хорошим урожаем на востоке и наоборот. Изобилия не получалось, но голод стране больше не грозил. Несмотря на засуху 1957 года, потребление зерна в 1958 году не сократилось, оно даже увеличилось на 6,2 миллиона тонн, в основном за счет роста животноводства. Правда, прирост потребления произошел за счет сокращения государственных резервов на те же 6 миллионов тонн, с 9,5 миллионов до 3,7 миллионов тонн. Они опустились до опасного уровня 1955 года. Ничего удивительного: что в одном месте прибавится, то в другом — убудет.

То, что скотину начали кормить полноценной пищей, а не одними помоями, чуть сдобренными сеном с сенажом, давало результат: «В октябре 1956 года поголовье скота превысило дореформенный 1953 год — на 7,4 миллионов голов».

В ноябре 1957 года отец еще не имел итоговых цифр, вот он и оперировал прошлогодней статистикой, но в целом не ошибался: в 1957 году поголовье скота, по сравнению с 1956 годом, еще выросло на 2,7 миллиона голов, с 63,6 миллионов до 67,3 миллиона, производство мяса увеличилось с 6,6 миллионов тонн до 7,4, молока — с 49,1 миллиона тонн до 54,7, яиц — с 19,5 миллиардов штук до 22,3 и так далее.

Отец твердо веровал, что своего добьется: и США мы обгоним, и наши люди заживут лучше американцев. Надо только постараться.

Завершился 1957 год традиционно итоговым Пленумом ЦК КПСС. На нем возник не предусмотренный регламентом вопрос о государстве. «Проклятый» вопрос строительства коммунизма. Согласно теории, по мере продвижения вперед государственные структуры обречены на отмирание, они должны заместиться неким аморфным самоуправлением масс. Как это реализовать на практике, «основоположники» не объяснили. Сразу после 1917 года, следуя букве теории, государство попытались упразднить, но ничего не получилось, возник хаос, а тут еще разгорелась Гражданская война. Ликвидацию государства отложили до лучших времен, до окончания строительства социализма.

Теперь идеологи напомнили отцу, что следует ответить на вопрос, как на деле начнет «отмирать» государство. Пока дальше общих разговоров дело не заходило, почему-то считалось, что по мере «отмирания» его функции сами собой перейдут к общественным организациям. Чем общественная бюрократия лучше государственной, никто объяснить и не пытался, в эту трясину ступишь и не выберешься.

На Пленуме шла речь о пенсиях, о других аспектах социального обеспечения, и тут недавно выдвинутый «на профсоюзы» Виктор Васильевич Гришин выступил с предложением передать все социально— государственные функции его ведомству, ведь «Профсоюзы — школа коммунизма». Министр социального обеспечения Нонна Александровна Муравьева активно возражала Гришину — ни министру, ни ее министерству «отмирать» не хотелось. Ее поддержали секретари обкомов, в первую очередь Ленинградского. Отец отмолчался, только в заключительном слове отметил: «Вопрос, стоящий на Пленуме, заслуживает большого внимания. Думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что сейчас мы, видимо, не подготовлены, не можем принять исчерпывающего решения… Надо наметить общую линию, чтобы не связывать себе руки решением конкретных вопросов».