Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

Случайно я узнал, что в Париже проживает знаменитый на всю Францию коллекционер бабочек и вообще насекомых Ле Мульт. С первого дня я только и думал, как мне взглянуть на его сокровища. Закрытых зон в Париже не существовало, но график визита оказался плотным, по нескольку мероприятий на день. Естественно, отцу отводилась главная роль, я же, стоя в задних рядах свиты, раз за разом выслушивал похожие друг на друга речи — в ратуше, в Доме инвалидов, в мемориальной квартире, где когда-то жил Ленин, на могиле неизвестного солдата… Наконец мне удалось улизнуть.

Ле Мульт жил в многоэтажном доме, почти под крышей, квартира его, как и у всякого коллекционера, оказалась заставленной, заваленной ящиками и коробками с бабочками, жуками, клопами и другими насекомыми. Седой благообразный хозяин принял меня радушно, показал множество тропических диковин. Он их начал собирать совсем молодым в Южной Америке, где во Французской Гвиане служил надзирателем в тюрьме. По возвращении во Францию Ле Мульт открыл дело, агенты снабжали его редкими экземплярами со всего мира. В числе его покупателей — самые знаменитые европейские коллекционеры. Годовой оборот достигал миллиона единиц насекомых, во франках сумма исчислялась десятками миллионов. Я надеялся, что он, как мистер Глантц из Бруклина, подарит мне что-нибудь интересное. Но не дождался. Хозяин ограничился стеклянным прессом для бумаг со встроенной в него небольшой зеленой бабочкой уранией с Мадагаскара и своей книгой. Тоже немало. Ле Мульт поинтересовался, не захотят ли издать его книгу в Москве. Я обещал узнать.

Мое отсутствие на официальном мероприятии заметили, и какой-то журналист в отчете написал, что отсутствие сына Хрущева в рядах «сопровождающих лиц» объясняется политическими расхождениями с отцом. На следующее утро отец мне выговорил, сказал, что раз уж он взял меня с собой, то вести себя следует соответственно протоколу, стоять, где поставили, а не бегать по Парижу за «бабочками». Накануне я ему рассказал о своем визите к Ле Мульту. Больше я из рядов делегации не дезертировал, «стоял, где поставили».

О книге Ле Мульта вспомнил только в Москве, наткнулся на нее, разбирая французские сувениры. Сам я тогда книг не писал, и процесс их издания представлял туманно. Но раз обещал, то… Помощник отца Владимир Лебедев, занимавшийся культурой, в ответ на мой вопрос, как связаться с каким-либо издательством, пообещал посодействовать. Забрал книгу и, как выяснилось потом, отдал ее в «Детгиз». Полученная от помощника Хрущева книга уже сама по себе событие, требующее внимания, а тут еще на заглавном листе дарственная надпись адресованная «Монсеньору Хрущеву», без имени. В издательстве, естественно, посчитали, что это подарок отцу, о моем существовании они и не подозревали.

Спустя пару лет работавшая в издательстве жена сына Микояна Эля рассказала мне, какой там поднялся переполох из-за этой книги. Создали специальную бригаду переводчиков, выделили лучшую бумагу и самые современные печатные машины. Через полгода на полках книжных магазинов появилась необычайно красивая, в обложке светло-зеленых тонов «Моя охота за бабочками» Эжена Ле Мульта. Я, естественно, отправил ему экземпляр. В своем ответе он справился о гонораре. Я понятия не имел, что советские издательства иностранцам ничего не платят, и пообещал разузнать. У кого? Естественно, у того же Лебедева. Владимир Семенович поморщился и сказал, что попытается. Не знаю, попытался он или нет, но Ле Мульту ничего не заплатили. Он писал мне письмо за письмом, я, чувствуя себя обязанным, теребил Лебедева. Он обещал, и все начиналось сначала.

Лебедев Ле Мульту так и не помог. Знающие люди потом разъяснили мне, что выплатив гонорар одному автору, мы создали бы прецедент, и тогда пришлось бы платить всем. А платить мы не хотели и в международном соглашении по охране авторских прав не состояли. Издавали, кого хотели, как хотели и совершенно бесплатно.

Ле Мульт писал мне до самой отставки отца. Я ему что-то отвечал, изворачивался. После 1964 года наша переписка заглохла.

Визитом отец остался доволен. Вернулись он в Москву, когда уже совсем потеплело, 3 апреля.

9 января 1960 года газеты сообщили о подписании международного соглашения о строительстве нефтепровода. Назвали его «Дружбой». Границу с Чехословакией ему предстояло пересечь где-то в Карпатах. Отпадала необходимость возить нефть в восточноевропейские страны по железной дороге в цистернах. По нынешним временам — ничего примечательного, но «Дружба» — первый советский трубопровод такой протяженности. Не единожды модернизированный, он поставляет нефть и по сей день.

И до «Дружбы» в СССР строили нефтепроводы, но коротенькие, местного значения. Трубы для них, диаметром сантиметров сорок-пятьдесят, делали на Украине. Однажды отец взял меня с собой на завод, где сваривали трубы, кажется, для газопровода Дашава — Киев. Стальной лист по спирали свивался в бесконечную трубочку, по шву ползла шустренькая сварочная машинка, изобретение академика Патона. Собственно, ради этой машинки отец и поехал на завод. Тогда увиденное казалось сказкой. Спустя десятилетие та технология годилась разве что для музея.

Многотысячекилометровый нефтепровод требовал трубы почти полутораметрового диаметра. В узкой трубе сопротивление жидкости возрастает, насосные станции приходится ставить слишком часто, получается — неэкономично. Производить такие трубы пока у нас не получалось. Я уже не помню почему, кажется, требовался особо прочный стальной лист большой ширины. Чтобы его прокатать, нужен был другой, более совершенный прокатный стан, новые сорта стали. Как всего этого добиться, инженеры имели представление, но от замысла до работающей машины — дистанция огромная. К выпуску труб диаметра 1 400 миллиметров они могли приступить лет через десять, если очень подналечь — через пять, а трубы требовались сегодня.

Специалисты доложили отцу, что в Европе такие трубы делают только западные немцы. За трубы им пришлось бы платить золотом, но даже золото не решало проблемы. Требовалось уговорить немцев пойти против воли американцев, нарушить установленную ими промышленно-экономическую блокаду нашей страны. Уговорили. С трудом, но уговорили. Поставка труб началась, но велась через пень-колоду. Правительство США давило на правительство ФРГ. Правительство ФРГ давило на компании, заключившие неугодный американцам контракт. Время от времени, в период очередных международных обострений, на поставки труб налагался прямой запрет. Снова велись изнурительные переговоры, находили очередной компромисс, поставки возобновлялись, а с ними и прокладка нефтепровода. И так до очередного политического катаклизма.