Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

— А как вы меня найдете? — в растерянности спросил Владимир Николаевич.

На том конце провода только хмыкнули. Вскоре не стало и Берии.

Описанный прием поправки своего благосостояния с помощью постановлений правительства за счет соседа, а еще лучше конкурента «с целью консолидации усилий» не являлся ни в те, ни в последующие времена чем-то из ряда вон выходящим. При возможности им с удовольствием пользовался и сам Владимир Николаевич.

Нас, естественно, завораживает магия известных фамилий, тень родителей неизбежно ложится на детей. Ради справедливости хочу отметить, что, упоминая о Серго Берии, я не хотел бросить на него тень, тем более зловещую. Я с ним незнаком, но встречался с людьми, работавшими с ним в те годы и в последующие. Отзывались о нем неизменно положительно, как о хорошем инженере и приличном человеке.

После ареста отца сына не только сняли с работы, но и недолгое время держали под арестом. А затем, освободив из тюрьмы, его отправили работать подальше от Москвы — на Урал. На всякий случай, как сказал мне отец. Такие тогда были правила в жизни. Детей уже не сажали, но еще боялись. Потом Серго Лаврентьевич под фамилией Гегечкори возглавлял одну из оборонных организаций в Киеве. У него хватило характера заново защитить диссертацию. Научной степени его тоже лишили, на всякий случай.

Челомей ушел профессорствовать в МВТУ. Его лекции приходили послушать не только студенты соседних групп, но и преподаватели. Явление для нашего века совсем необычное. Но спокойная жизнь не удовлетворяла Владимира Николаевича, и тут родилась идея раскрытия крыла в полете. За пульсирующий двигатель Челомей больше не цеплялся, учел ошибки прошлого. Хотя и расставаться со своим первенцем ему было больно. В проект заложили турбореактивный мотор конструкции академика Микулина.

Следовало всерьез браться за чертежи. Но с кем? И где? После упорных хлопот Министерство авиационной промышленности в середине 1954 года согласилось на существование некоей специальной конструкторской группы человек в двадцать. Курам на смех! О серьезном проектировании, не говоря уже об изготовлении опытных образцов, и думать не приходилось.

Владимир Николаевич продолжал стучаться во все двери. Забыв о самолюбии, когда ему указывали на дверь, он возвращался через окно. Только бы зацепиться, получить пусть самый плохонький заводишко, на худой конец — цех, а люди придут, конструкторский костяк, переданный Микояну, снимется по первому сигналу. Они ни на день не теряли связи со своим Главным.

Первым отозвался адмирал Павел Григорьевич Котов, отвечавший за вооружение Военно-морского флота. Но его веса не хватало, он мог помочь, но не мог решить. Министр авиационной промышленности Петр Васильевич Дементьев тоже выступал за, но высовываться по своей инициативе наверх не рисковал.

С большим трудом Челомей пробился к министру обороны маршалу Булганину. Разговора не получилось. Хозяин кабинета слушал его невнимательно, явно скучал. Владимир Николаевич ушел разъяренный. До последних дней одно упоминание фамилии Булганин в присутствии Челомея вызывало у него гневную вспышку, портило ему настроение на весь оставшийся день.

Дошедшие до ушей Владимира Николаевича высказывания отца на маневрах Тихоокеанского флота в 1954 году, его восторг по поводу невиданных ранее возможностей пусть и чужой «Кометы» заставили Челомея обратить свой взор в сторону ЦК.

Добиться встречи с отцом оказалось делом не столь сложным, как с Булганиным. Я уже говорил, что они произвели друг на друга благоприятное впечатление. Правда, окончательного ответа отец не дал, сказал, что ему надо посоветоваться в Президиуме ЦК. Посетитель ушел и обнадеженный, и обескураженный.

Отец поделился своими впечатлениями с Булганиным. Кроме него эта проблема в Президиуме ЦК никого не волновала. Булганин отозвался крайне отрицательно и, на удивление отца, агрессивно. Его помощник генерал Николай Николаевич Алексеев поддерживал конкурента, отдавал свои симпатии Микояну и соответственно настроил своего патрона. Булганин же всецело полагался на его заключения.

— Пошли его к черту, — посоветовал он отцу. — Сталин его выгнал.

На отца апелляция к Сталину в те годы уже не производила впечатления. Они немного поспорили. Отец убеждал своего друга и в те годы союзника поддержать конструктора. В сорок лет Челомей накопил почти десятилетний опыт самостоятельной работы.

По существу, и Челомей, и его предложения были Булганину в высшей степени безразличны. Он уступил настойчивым увещеваниям отца. В августе 1955 года вышло постановление ЦК и Совета министров СССР об организации в Министерстве авиационной промышленности нового конструкторского бюро № 52 и поручении ему разработки запускаемой с подводных лодок крылатой ракеты, предназначенной для поражения стратегических объектов на территории вероятного противника.

Так что отцу многое было известно о моем новом знакомом. К сообщению о приглашении меня на работу к Челомею он отнесся прохладно, сказал: «Я спрашивал о тебе Калмыкова, он советовал идти к Пилюгину. [46] Валерий Дмитриевич Калмыков — в то время председатель Госкомитета по радиоэлектронике. Пилюгин Николай Алексеевич — главный конструктор систем управления для баллистических ракет. Собирался позвонить туда. А впрочем, поступай как знаешь. Тебе жить». Я уже решился и не хотел ни к какому Пилюгину.

Хочу сказать, что, несмотря на различные перипетии, выпавшие на мою долю, я не жалею о принятом тогда решении. Десять лет я проработал с Челомеем, с 8 марта 1958 года по июль 1968 года. За эти годы я многому научился. В этом человеке смешалось многое: хорошее и плохое, высокое и низкое. Но главное — он родился личностью и личностью прожил свою жизнь. С годами картина проясняется, мелкие и даже крупные обиды уходят в тень, растворяются в главном содержании человека. О Челомее еще напишут книги. Я же позволю себе остановиться лишь ненадолго, вспомнить некоторые штрихи.

К примеру, не по-современному Владимир Николаевич относился к званию инженера. Для него инженер — это не выпускник высшего учебного заведения, а мастер, познавший суть вещей. «Хороший инженер способен описать летательный аппарат системой из двух дифференциальных линейных уравнений второго порядка, плохому не хватит и десятка страниц», — любил повторять Челомей.

Фраза требует пояснения. Настоящий инженер, глубоко проникая в суть вещей, отбрасывает все неважное, оставляет только то, без чего невозможно обойтись. Обычный же специалист, боясь упустить главное и не зная, где оно, нагребает в кучу все без разбора. Частности заслоняют основное, исчезает понимание происходящего процесса. Хорошим инженером, конечно, нужно родиться. Но этого мало, требуется еще и школа, и учителя. Владимир Николаевич умел и любил учить.