Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Тем не менее межконтинентальные ракеты, как их мало ни было, стояли в готовности к заправке и пуску. На аэродромах летчики сменялись в самолетах, им предписывалось взлететь немедленно по получению команды. В сухопутных войсках вскрывались склады, частям выдавались боеприпасы.

Стоило только поднести спичку…

И отец, и Кеннеди отдавали себе отчет не только в своей личной ответственности, но и в том, насколько важно сейчас сохранить управление событиями в своих руках, не выпустить вожжи.

Вечером 23 октября в шесть часов в Белом доме снова собрался Исполком, чтобы обсудить практическую сторону введения блокады.

В Москве уже наступила ночь. Отец давно спал.

Президент предостерег от необдуманных действий, способных привести к гибели судов и экипажей. Он допускал, что капитаны советских судов, подчиняясь приказу Москвы, могут проигнорировать предупреждения американцев и тогда встанет вопрос: кто кого? Если корабли не остановятся, придется или пропустить их, или… открыть огонь. В последнем случае Кеннеди настаивал: «Стрелять только по винтам и только после его личной команды. Никакой самодеятельности».

Джон Кеннеди попытался разъяснить свою позицию отцу. В ответе на полученное утром послание он писал, что США не намерены открывать огонь по советским кораблям, но все может произойти, если они проигнорируют правила установленной блокады.

Свое содействие в улаживании конфликта предложил У Тан. Обе стороны на словах приняли его предложение о посредничестве, но каждая со своими оговорками. Джон Кеннеди согласился вступить в контакты с целью выяснения возможностей для ведения переговоров. Отец согласился с идеей У Тана приостановить развитие событий и в ответ на снятие блокады обещал прекратить военные поставки на Кубу. Здесь пока не намечалось возможностей достижения соглашений, но всякий диалог лучше столкновения.

Заседание Исполкома закончилось поздно. К окончательному решению, как, по какому признаку задерживать или пропускать советские суда, так и не пришли.

Положение еще больше осложнилось: в Саргассовом море на расстоянии двухсуточного перехода от кубинских берегов занимали боевые позиции советские подводные лодки.

Мой знакомый боцман с базы подводных лодок в Североморске оказался прав. Правда, сама плавучая база оставалась пока дома.

Еще 25 сентября в Кремле решили от посылки надводных боевых кораблей на Кубу воздержаться. Их поход только насторожил бы американцев. Ограничились подводными лодками. 1 октября на Кубу отправились четыре дизельные торпедные подводные лодки. Ими командовали капитаны второго ранга Архипов, Дубивко, Кетов и Шумнов. На каждой лодке шесть торпедных аппаратов, запас в восемнадцать торпед, одна из них — атомная.

До места добирались с трудом, пришлось преодолеть три противолодочных рубежа: у мыса Нордкап, потом в районе Исландии и последний, самый тяжелый, протянувшийся между Азорскими островами и Ньюфаундлендом. К цели пришли три подводные лодки, одной из-за поломки пришлось с полпути повернуть назад.

Теперь они приготовились ко всему. Как через много лет вспоминал Рюрик Кетов, командир одной из подводных лодок, начальник штаба Северного флота адмирал Рассоха на прощание напутствовал их: «Применять спецоружие (ядерные торпеды. — С. X.) в следующих случаях: первый, если вас будут бомбить и поразят, второй, если заставят всплыть и обстреляют на поверхности, третий — по приказу из Москвы».

Когда все разошлись, президент попросил брата встретиться с Добрыниным.

Роберт поспешил к телефону. Свидание состоялось в посольстве в половине десятого вечера. Разговор получился нелегким. Со времени их последней беседы, казалось, мир перевернулся. В прошлый раз посол убеждал брата президента в невозможности даже представить себе наличие наших ракет на Кубе.

Теперь переполненный обидой Кеннеди кипел от возмущения, перечисляя успокоительные заявления ТАСС, письма отца, заверения Громыко.

— Президент вам поверил и оказался обманутым, — звучало главной темой обращения к Добрынину.

Все это снова напомнило мне историю с У-2, только стороны как бы поменялись местами, с одним существенным отличием: в мае 1961 года отец ограничился громогласными заявлениями, сейчас американский президент изготовился к решительным действиям.

Добрынин не успел получить новых инструкций из Москвы и продолжал отрицать очевидное. По его словам, никаких ракет на Кубе не существовало.

Наконец эмоции исчерпались, и Кеннеди задал вопрос, ради которого он пришел: «Будут ли советские суда продолжать рейсы на Кубу, несмотря на объявление блокады?»

Добрынин подтвердил: «Никаких изменений в инструкциях». «Но это может закончиться войной», — как-то обреченно произнес Роберт Кеннеди. Добрынин в ответ только пожал плечами. В заключение условились сделать подобные встречи регулярными, но проводить их глубокой ночью, чтобы не привлекать внимание любопытствующих журналистов. Разговор исчерпал себя.

Попрощавшись, Роберт поспешил в Белый дом. Посол начал готовить шифровку в Москву.

Дело это было непростым. В те дни информация из Советского посольства попадала в Кремль кружным путем. Спустя много лет Добрынин с юмором рассказывал, как все происходило. Написание донесения, формулирование предложений, от которых могла зависеть судьба обеих стран, шифровка — представлялись не самым трудным делом. Главное наступало потом. Так как связь с Москвой у посольства отсутствовала, оно заключило договор на передачу своих сообщений с телеграфной компанией Вестерн Юнион. Это, кстати, облегчало деятельность ЦРУ, не требовалось заниматься радиоперехватом, копии зашифрованных посланий поступали в Лэнгли раньше, чем в Москву.

Отправка телеграммы начиналась со звонка в местное бюро компании, вызова их представителя. После лихорадочной, часто ночной работы наступала пора томительного ожидания посыльного. Наконец он появлялся. Обычно приезжал беззаботный улыбающийся негр, передвигающийся на велосипеде. Послание от президента к Председателю Совета министров или отчет о беседе в Министерстве юстиции ложились в его объемистую сумку рядом с телеграммами, извещающими о свадьбе, рождении наследника и похоронах дедушки. Расписавшись в книге, посыльный двигался дальше по своему маршруту.

Дойдя до этого момента, Добрынин как бы невзначай бросил:

— Если бумаги оказывались уж очень важными и срочными, вслед за велосипедистом отряжался служащий посольства пошустрее. В его задачу входило следить, чтобы наше письмо вместе с почтальоном не застряло в какой-нибудь придорожной пивной. Правда, случаев таких не отмечалось, но мы неизменно держались начеку.