Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Моряки получили указание немедленно докладывать обо всех подозрительных маневрах противной стороны. Теперь оставалось ожидать шести часов вечера.

Отец, как и Роберт Кеннеди, не хотел давать пищу для досужих домыслов. Он предложил перенести заседание к нему в резиденцию.

— Журналисты дежурят на Красной площади, считают сколько окон вечерами светится в Кремле. Давайте не будем доставлять им удовольствия, — невесело пошутил он.

В доме № 40 на Ленинских горах под заседание оккупировали обширную столовую. Обычно настежь распахнутые двери тщательно прикрыли. Разговор едва теплился. Наконец в соседней со столовой гостиной раздался резкий звонок телефона правительственной связи. Отец поспешил поднять трубку.

Все это время я сидел в своей комнате, читал. Вернее, пытался читать, все мои мысли крутились вокруг происходящего в расположенной напротив моей двери столовой. То и дело я ловил себя на том, что вслушиваюсь в невнятно звучащие там голоса. Однако разобрать, о чем говорили, не представлялось возможным.

Зато разговор отца по телефону я слышал отчетливо. Из его слов я понял, что столкновения не произошло.

Вскоре гости стали прощаться. После их отъезда мы с отцом отправились на прогулку. Отец выглядел усталым, шагал по асфальтированной дорожке молча, и я не стал одолевать его расспросами.

Отец нервничал. Нервничали и американцы. Утром президент Кеннеди прежде всего справился о поведении советских судов. В океане ничего не изменилось, как будто не было его обращения к народу, решения Организации американских государств, прокламации об установлении блокады. Корабли как ни в чем не бывало следовали своим курсом, с каждым часом приближаясь к линии, отделяющей сегодняшний мир от завтрашнего.

Ничего не оставалось, как принять высказанные во вчерашнем письме из Москвы слова отца о непризнании им законности пиратских актов, нарушающих общепринятые правила свободы судоходства в открытом море. Подходило время решения: или осуществить перехват или… пропустить, признать свое собственное заявление, решение президента США несостоятельным.

Отступление к пятисотмильному рубежу ничего не дало. Соприкосновению сторон суждено было произойти не позднее полудня. Потом уточнили — первое советское судно пересечет линию блокады между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.

Через четверть века Роберт Макнамара вспоминал, как президент поручил ему еще раз связаться с командующим флотом. Джон Кеннеди засомневался, правильно ли адмирал понял его последнее распоряжение: «Огонь открывать только по винтам и только с санкции президента». Ошибка могла обойтись чрезвычайно дорого.

Макнамара немедленно позвонил в штаб Атлантического флота. Адмирал Джордж Андерсон находился там последние дни неотлучно. Вопрос министра обороны о том, что он предпримет в случае неподчинения советских судов, его, казалось, несколько удивил. Он четко и твердо ответил, что намерен действовать по уставу: сначала предупредительный выстрел впереди по курсу, а если это не подействует, то придется перейти к стрельбе на поражение.

Макнамара просто ахнул! Подозрения президента оказались пророческими. Адмирал только что объяснил ему, как он собирается развязать третью мировую войну!

— Огонь открывать только после получения подтверждения из Белого дома, — взяв себя в руки, приказал Макнамара.

— Вы что же, решили отменить военно-морской устав? — с некоторой долей издевки переспросил Андерсон.

— Таков приказ президента, — отрезал Макнамара.

Ссылка на главнокомандующего возымела свое действие, командующий флотом недовольно отреагировал кратким: «Есть, сэр».

А если бы Кеннеди не пришло в голову перепроверить, как его решения интерпретировали в штабах?

Между тем советские суда невозмутимо продолжали движение вперед, к четко обозначенной застывшими в ряд военными кораблями США линии, Пересечение которой заставит принять решения в Белом доме и Кремле. Какие? Этого пока не знал Кеннеди, не знал и отец.

В смертельной гонке определились два лидера «Юрий Гагарин» и «Комилес». Что вез «Комилес», я не знаю, а груз «Гагарина» известен: заправщики и установщики для одного из полков ракетной дивизии, а так же штаб полка во главе с его начальником. Судну, названному в честь человека, впервые прорвавшегося в космос, теперь предстояло первому преодолеть совсем иной рубеж. Или не преодолеть…

«Наступил тот момент, к которому мы готовились, хотя и надеялись, что он никогда не наступит. Сознание опасности и беспокойства тучей нависли над всеми нами. Особенно это чувствовал президент», — так охарактеризовал состояние, царившее в то утро в Белом доме Роберт Кеннеди.

Вскоре положение еще более усугубилось. С крейсера, которому поручили первый перехват, передали, что оба советских судна сошлись и следуют скула в скулу, а между ними прослушиваются винты подводной лодки.

Макнамара доложил президенту, что на подмогу крейсеру срочно вышел авианосец «Эссекс», вылетели противолодочные вертолеты. Согласно действующей инструкции, с «Эссекса» гидролокаторами потребуют от лодки всплыть, а если она не подчинится, начнут ее бомбить глубинными бомбами со слабыми зарядами, неспособными причинить вред ее корпусу, но создающими невыносимый грохот. В других условиях это средство всегда приносило успех. Преследуемая лодка всплывала, и ее капитан, поднявшись в рубку, получал возможность выразить свое мнение о происшедшем. Но тогда обе стороны знали, что идет игра. А сейчас? Какие инструкции у командира лодки? Вряд ли ему приказано подчиняться командам, подаваемым с американского авианосца.

Только слова очевидца могут позволить хотя бы приблизительно обрисовать, что творилось тогда в Белом доме. Снова Роберт Кеннеди.

«Кругом стоял гул голосов, но я ничего не различал, пока не раздался голос президента: "Нельзя ли как-нибудь избежать столкновения с подводной лодкой?"

— Нет! — ответил Макнамара. — Это слишком опасно для наших кораблей. Другого выхода нет…

Решительный момент наступил».

И дальше:

«Я думаю, эти несколько минут были самым большим испытанием для президента. Стоит ли мир на грани уничтожения? По нашей ли вине? Из-за оплошности? Может быть, мы что-то упустили, чего-то недоделали? Или сделали не так? Ладонью одной руки он прикрывал рот, пальцы другой сжимались и разжимались. Лицо его вытянулось, и взгляд словно посеревших глаз был грустно напряженным. В течение нескольких мгновений казалось, что никого другого здесь нет и что он больше не президент…

Президент Кеннеди развязал ход событий, но он больше не властен над ними. Ему остается только ждать!»