Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Постепенно отец все больше увлекался и вскоре превратился в ярого сторонника антоновского самолета. При любом удобном случае отец расхваливал его, употребляя одни превосходные степени, особенно отмечал его неприхотливость в части аэродромов.

Объяснить такой поворот несложно. С развитием гражданской авиации требовалось все больше аэропортов. А это миллиарды и миллиарды рублей. Антонов обещал быстрый и практически бесплатный выход из положения. И отец поверил ему.

Ан-10 получился, мягко говоря, средним. Так всегда бывает, когда одной рукой хватаешься за две цели. Не все ладилось с устойчивостью, аварии случались чаще, чем у других конструкторов. После замены хвоста, превращавшего грузовик Ан-12 в авиалайнер Ан-10, у последнего появилась неприятная особенность: вдруг без всякой видимой причины он начинал рыскать носом из стороны в сторону, качаться. На самолет жаловались. И чем больше жаловались, тем сильнее отец его защищал. Когда заговорили об аварийности, он стал чаще летать на Ан-10. Собираясь в командировку по стране, частенько предлагал: «Давайте полетим на антоновском». Цыбин нехотя соглашался, он предпочитал более надежный Ил-18. Я тоже побаивался Ан-10: при посадке в нем постоянно раздавался скрежет, удары, самолет, казалось, вот-вот рассыплется.

Отец стоял на своем, всех этих звуков он как бы не замечал, восторгался, когда самолет садился на облегченную, полевую, собранную из стальных щитов полосу. Каждый раз интересовался длиной пробега.

Свадьба, как и полагается, прошла весело. Гости разделились на две компании — молодежь и стариков — и друг другу не мешали. Пили умеренно, отец не любил пьяных. Многое позабылось, высвечиваются отдельные эпизоды. Упомяну о некоторых из них, как-то увязавшихся с последующими событиями.

Жуков все время о чем-то шептался с Серовым. Как только закончились официальные тосты, они вышли в сад и долго гуляли по дорожкам. Можно ли это связать с последующими событиями — не знаю. Возможно, им до того просто не представлялось случая побеседовать в спокойной обстановке.

Маленковы, немного запоздав, пришли запросто, по-соседски. Маленков глядел сумрачно, хотя обычно с лица Георгия Максимилиановича не сходила приветливая улыбка. Вспоминается несообразность, отмеченная моей женой на следующий день, когда она рассматривала свадебные подарки. Одни были побогаче, другие попроще, в зависимости от возможностей дарящего. Одни казенные, другие с душой, в зависимости от отношения к молодоженам.

— А это что? — удивилась жена. Она держала в руках потрепанную замшевую дамскую сумочку темно-зеленого, его еще почему-то называют болотным, цвета.

Я с трудом вспомнил, что мне ее сунула в руки Валерия Алексеевна, жена Маленкова. Они тогда, особенно не задерживаясь с поздравлениями, поспешили дальше, к старикам. В сумочке оказался дешевый будильник со слоником, ими в то время были забиты все магазины. На вид тоже не новый, как будто походя взятый с тумбочки. Я бы не запомнил этого эпизода, подаркам я не придавал особого значения, а тем более не приценивался, что дороже, что дешевле. Меня удивило психологическое несоответствие дара сложившемуся в моем сознании образу этой семьи. Маленковы очень любили делать подарки, часто без всякого повода, и всегда старались выбрать что-либо необычное, запоминающееся. Этим они отличались от большинства наших знакомых. Когда я поступил в институт, то меня одарили чудесной фаберовской готовальней в деревянной полированной коробке. Гляделась она настоящей драгоценностью, и за всю свою жизнь я не рискнул использовать ее по назначению. Совсем без повода я получил набор увеличительных стекол, тоже очень красивых. А сейчас…

Эти мысли промелькнули, а может быть, даже не промелькнули в тот день, так, задержались в подсознании. Задумался я лишь после и тогда же сделал вывод, что для Маленкова в тот день уже все казалось решенным, фигуры на доске встали по-новому, отцу в предстоящей партии места не отводилось.

Запомнилась мне и размолвка за столом. К тому времени компания старших давно замкнулась в своих интересах, о молодых почти забыли. Пьяных не было, но это не значит, что за столом не пили. Чуть подвыпил Булганин, его соратники только пригубливали, держались настороженно.

Отец пребывал в отличном праздничном настроении, шутил, задирался. Когда Булганин начал очередной тост, он отпустил беззлобную шутку. Булганин среагировал бурно, просто взорвался. Стал кричать, что не позволит затыкать ему рот, помыкать им, скоро это все кончится… Его еле успокоили. Отец уговаривал своего друга: он и в мыслях не держал его обидеть. Неприятную вспышку погасили, чего не бывает на свадьбе.

На следующее утро перед отъездом отца на работу я, как обычно, сопровождал его в прощальной прогулке по саду. Яркое солнце, зеленая трава, пение птиц — ничто не предвещало бури.

Через пару дней началась наша производственная практика, и мы с женой уехали в Загорск.

Началось во вторник, 18 июня. Для заседания Президиума ЦК день необычный. По заведенному распорядку они проходили по четвергам. Видимо, рассчитывали завершить дело к воскресенью.

Подготовку провели солидную, расклад не предвещал никаких неприятностей. С одной стороны, повторю, Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин и Сабуров, семь членов Президиума ЦК, причем старейших. С другой — сам Хрущев, а с ним Суслов, Микоян и новичок Кириченко. Правда, кандидаты в члены Президиума, избранные в последние годы — Жуков, Шепилов, Брежнев, Шверник, Мухитдинов, Фурцева — выступали на стороне отца. Еще один потенциальный сторонник отца, секретарь Ленинградского обкома и кандидат в члены Президиума Козлов отсутствовал. Его не звали, он по уши увяз в организации торжеств по случаю 250-летнего юбилея города. Кандидатов по-серьезному в расчет не принимали, голосовать они не имели права. Пленумы ЦК уже давно не оспаривали решений, принимаемых Президиумом.

Баталия растянулась не на один день. Засиживались до позднего вечера. Обессилевшие, разъезжались по домам, чтобы поутру схлестнуться снова. Каждый из членов и кандидатов выступал не по одному разу. Может, кому и хотелось отмолчаться, но не представлялось возможности, требовалось сделать выбор. И вот говорили, говорили, говорили… Сторонники отца выступали неровно: одни стояли до последнего, другие под нажимом большинства порой пасовали.

А тем временем в Москву съехались вызванные отцом члены ЦК. Кризис завершился открывшимся в субботу 22 июня в Свердловском зале Кремля пленумом.

Члены ЦК выступали крайне резко. Каждый стремился вылить свой ушат грязи на оппозиционеров. Заседания продолжались целую неделю, до 29 июня.