Борис Полевой - Силуэты

— Посмотри, какие у него распахнутые ноздри. Наверное, таким был нос у майора Ковалева из гоголевской новеллы.

«Повесть о настоящем человеке» иллюстрировали в разное время девятнадцать отечественных и зарубежных художников. Среди них были замечательные мастера книжной иллюстрации. И все же лучшие рисунки вышли из-под рук Николая Жукова. И говорю я это не потому, что в свое время он получил за них Сталинскую премию, а потому, что в этой своей работе он выступил не как иллюстратор художественного произведения, а как соавтор, каждый лист которого из этой серии может и сейчас жить вне книги, самостоятельной жизнью.

То же можно сказать и об иллюстрациях к книге «Современники», явившейся плодом нашей с ним жизни на строительстве Волго-Донского канала. И там, в постоянном общении, наблюдал я работу этого неутомимого Жукова. В ватнике, в сапогах-бахилах, в старенькой кепчонке, которую он обычно носил в кармане, он был неотличим от строителей. В погоне за заинтересовавшим его персонажем залезал в будку экскаватора, карабкался на леса и однажды, что было совсем уже удивительным для его возраста и положения, рисовал панораму строительства… со стрелы крана. Помнится, оттуда, с этой «позиции», и снял его знаменитый наш строитель, инженер С. Я. Жук. Жили мы с этим гидростроителем в одном домике. Потом, за столом, он пенял мне:

— Вы бы хоть присматривали за вашим другом. Свалится, мы все бед не оберемся. Искусство нам этого не простит.

Неутомимо трудолюбивый, он из любого своего путешествия, из любой поездки привозил новые свои работы, новые листы и даже картины. С трудом уломают домашние поехать отдохнуть на дачу, возвращается с папкой акварелей — цветы. Поехал в Чехословакию лечиться в Карловы Вары — вернулся с зарисовками городских и сельских пейзажей, жанровых сценок, набросков портретов, из которых впоследствии выросла серия отличных иллюстраций к книге Фучика «Репортаж с петлей на шее». Иллюстраций, о которых мой друг Густа Фучикова говорила:

— Никто, кроме Швабинского, не мог так рисовать Юлека, как Жуков. Но Швабинский чех, а Жуков иностранец… Как глубоко умеет он копать жизнь.

Копать жизнь. Эта оговорка, по-моему, все-таки очень точна. Копать в данном случае лучше, чем «наблюдать», «видеть» или даже «вгрызаться».

А из туристской поездки в Италию он привез целую серию акварельных портретов итальянских партизан и борцов Сопротивления — красивых точных портретов, в которых за обликом пожилых людей угадывались образы людей молодых, полных энергии и сил парней и девушек, тридцать лет назад наводивших страх на отечественных фашистов и немецких оккупантов в горах Северной Италии.

Художнику трудно работать за пределами родины и родной среды. Пейзажи, натюрморты, жанровые сценки иное дело, все это можно разглядеть и в туристский бинокль. Но портреты иное. Надо иметь очень вдумчивый глаз, надо, по выражению Густы Фучиковой, «глубоко копать», чтобы передать характер и душу иноземного человека. В серии «Итальянские партизаны» Жукову это удалось. И такой взыскательный художник, как сенатор Карло Леви, очень гордящийся тем, что сам он сделал и, действительно, хорошо, проникновенно сделал портреты Твардовского и Эренбурга, этот художник-сенатор говорил мне:

— Жуков сделал то, что должны были сделать мы, итальянцы. Когда-то наши партизаны пели вашу песню «Катюша». Русский маэстро своими портретами отдал им долг.

С особой полнотой раскрывается глубокий гуманизм, жизнелюбие и доброе сердце художника в бесконечной серии «Дети», которую он пополнял до самого своего последнего дня. Кто-то когда-то сказал, что в отношениях к детям определяется истинная суть человека. Детская серия рисунков, акварелей, набросков — десятки листов картонов из этой серии определяют характер этого, такого жизнелюбивого мастера.

Он сам был отцом. Но, находясь, так сказать, при исполнении отцовских обязанностей, он тоже не расставался с карандашом и бумагой. Дети росли на его художнических глазах, и каждый этап их роста, начиная с самого нежного возраста, соответственно отражен в его работах, зарисовках, жанровых сценах, в портретах. Впрочем, это и не только две его дочери и сын. Не только его внуки, это и их товарищи, подружки, это вообще дети, и наши, советские, и те, которых художник наблюдал за рубежом, в дни своих многочисленных путешествий.

Его сюиту детства, отрочества, юности, слагавшуюся добрые тридцать лет, можно смотреть часами. Она излучает свет добра, человеколюбия, лучится юмором, согревает человеческим теплом. Бывало, придешь к нему в студию, оборудованную в просторной мансарде большого дома в центре Москвы, придешь усталый или в мрачном настроении, а он, увидев это, усадит на табурет и начнет поочередно класть на мольберт детские рисунки.

— А это мой внук. А? Хорош? Ничего не скажешь — мужчина… А это он ораторствует. Видишь, какой? А это, гляди-ка, на горшке. А как сидит-то, будто ученый или полководец. Какое значительное выражение лица. Так вот и кажется — встанет и произнесет речь… А тут мы питаемся. Что греха таить, любим поесть. Это у него в меня, в деда.

И так лист за листом. Зарисовка за зарисовкой, и просто физически ощущаешь, как развеивается хмурое настроение и проблемы, заботившие тебя, уже не кажутся неразрешимыми. Эх, думается мне, издать бы весь альбом этих детских рисунков и рекомендовать его для лечебниц, в качестве успокаивающего и исцеляющего лекарства. И в этих рисунках продолжает жить Жуков, добрый, веселый, жизнерадостный человек.

Но самое главное в его богатом и многообразном творчестве — это ленинская серия, приобретшая в стране такую известность и любовь. Еще с давних пор, на Калининском фронте, когда разговор заходил о его листах, посвященных Марксу и Энгельсу, говорил он, что заветная его мечта — воссоздать образ Владимира Ильича Ленина.

— Вот довоюем, воткнем красный флаг где-нибудь в центре Берлина, и возьмусь я за эту тему, как следует возьмусь.

И взялся. Отдался этой теме целиком. Жизнь его шла яркая, нелегкая. Создавал кадры военных художников вокруг студии, которую он бессменно возглавлял. По одному выбирал в массе творческой молодежи талантливых людей, тянущихся к армии, к флоту, к батальной теме. Учил, наставлял, показывал. Рисовал жизнь во всех ее проявлениях, иллюстрировал книги, писал портреты современников, рисовал детей и цветы, но при всем том в центре всех его художнических устремлений все время оставался образ вождя пролетарской революции.

Мы вместе с ним делали книгу «Наш Ленин», выступая в ней как полноправные соавторы. Для меня это была самая трудная книга из всех, какие я написал, занявшая, несмотря на свои скромные размеры, около трех лет работы и поисков. Жуков работал над этой темой без малого четверть века.