Н Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Генерал Унгерн, несмотря на успешный бой, не пошел в преследование красных, а, оставив 4–й полк войскового старшины Маркова с приказанием задержать красных на сутки, вечером 19 июля увел дивизию вверх по Селенге.

Потери Азиатской конной дивизии за бой 19 июля составляли: убитыми около ста человек, в том числе капитан Веселовский, и ранеными около 110 человек, в их числе Глеб Лушников (совладелец очень большой торговой фирмы Швецовых). Раненых в ночь на 19 июля отправили на бычьем обозе в сторону Дзаин — Шаби на присоединение к тыловым учреждениям во главе с подполковником Сипайловым. Днем 21 июля, где‑то на дороге транспорт раненых нагнали партизаны Щетинкина и всех перерубили. Спасся один санитар, который и принес столь печальную весть. Нельзя было отправлять раненых без охраны, хотя бы с полусотней казаков.

Утром 20 июля красные, не видя и не испытывая преследования унгерновцев, осмелели и сами появились па вчерашних позициях и увидали, что унгерновцев на позиции мало, но, боясь засад, осторожно повели наступление на 4–й Конный полк. Все атаки унгерновцы спокойно отбивали. Красные, убедившись в том, что унгерновцев мало, с полдня повели энергичные атаки. Унгерновцы допускали их до прямого выстрела и волнами отходили на тыловые позиции. Так до самой ночи войсковой старшина Марков изматывал красных, а с наступлением темноты унгерновцы сели по коням и скрылись в ночной мгле. Азиатская конная дивизия за сутки ушла на 50 км. Красные потеряли след унгерновцев.

На Цежинский голец.

Генерал Унгерн с дивизией, сделав два конных перехода вверх по Селенге, круто повернул на север и по речушке Шабур — гол, берущей начало с Цеженского гольца, пошел вверх по ней. Путь был неимоверно трудный. Впереди шло посменно около 200 человек с топорами, кирками и лопатами, прокладывая путь на перевал. Пушки тянули смешанные полусотни. Преодолев все трудности пути, Азиатская конная дивизия 24 июля вступила в образцовом порядке в станицу Цежинскую.

Появление в Цежее унгерновцев для красных было столь неожиданным, что из нее не успели бежать комиссары и нашли здесь свою смерть.

Лагерем стали вне черты Цежей, на полянке. Жители с большой опаской приближались к лагерю. Застрельщиками были дети, коих обласкали и одарили. Казачки понесли к лагерю деревенскую снедь: яйца, молоко, творог, шаньги, хлеб и прочее, но к самому лагерю не подходили, а на пустыре между лагерем и станицей образовался базар. Казачки неплохо торговали за сутки, получая за свои продукты серебро.

Одна из сотен, не помню какая, не останавливаясь в Цежее на бивак, ушла в сторону станицы Цикирской и, проделав за сутки рейд в 60 км, утром 25–го вернулась, и командир сотни доложил, что ни в Цикирской, ни поблизости нет больших сил красных, а лишь на границе с Монголией стоят заставы.

Дивизионное вербовочное агитационное бюро.

В Цежее я получил приказ из штаба дивизии, чтобы во всех населенных пунктах, через кои будет проходить Азиатская конная дивизия, я собирал сходы. На сходах информировать население о целях и задачах генерала Унгерна и призывать население вступать добровольцами в ряды борцов с III Интернационалом, поработившим русскую землю. В мое распоряжение назначено было два офицера. Мы трое составляли “агитационно — вербовочное бюро”.

Деятельность наша продолжалась дней пятнадцать. Собирали сходы в 5–6 населенных пунктах, около коих Азиатская конная дивизия задерживалась на несколько часов. Обычно картина была такова: предлагаю станичному атаману или сельскому старосте собрать сход. На сход народ валом валит без принуждения. Тянутся на сход и бабы с детьми на руках. За большими бегут и дети. Сход получается многоликий и красочный. Тишина и внимание полное. Говорить старался кратко и ясно, о целях и задачах прихода генерала Унгерна на Русь, призывал к борьбе с большевиками — поработителями. Минут 25–30 слушали внимательно, а затем ребятишки начинали кричать, молодежь громко разговаривать, ряды редели, и к концу часа на сходе почти никого не оставалось. Старался вызвать ответы и вопросы. Таковых не было. Расходились молча. Сход редел и оставался в кругу местных властей, которым неловко было перед нами, что сход сам разошелся.

От одиночных жителей, в порядке частной беседы выяснили настроение жителей. Оно во всех случаях сводилось к формулировке: “Мы испытали шомпола и нагайки семеновцев, мы знаем и власть Советов, которая нам тоже не г. о душе, но она пока нас не трогает. Поживем, увидим. Сейчас с вами не пойдем"

Насколько помню, первый сход собрал в Атаман — Никольской станице. После схода зашел к генералу Резухину поделиться своей неудачей. Борис Петрович с обычной усмешкой мне ответил, что такие ответы он слышал в Акшинском районе, слышал их и в его недавнем походе в устье Джиды и не следует огорчаться. — Тогда я не понимаю смысла похода, раз он знал, что восстание населения не произойдет. Обычно с этой плоскости разговора генерал Резухин переводил разговор на другую тему.

Не отчаиваясь, “вербовочно — агитационное бюро” добросовестно собирало сходы и в результате 15–дневной работы завербовало трех добровольцев из числа людей, коим нечего было терять дома.

Когда дивизия пошла в обратный путь от Ново — Дмитриевки, я представил лично генералу Унгерну письменный краткий отчет, в котором точно написал, что население с нами не пойдет. Он не стал его читать, а в моем присутствии порвал и сказал: “Можете быть свободным, полковник…”

Как правило, войско генерала Унгерна располагалось биваком вне черты населенного пункта. За все покупаемое платили билонным серебром. Никаких притеснений и обид населению не причиняли. Наоборот, всемерно оказывали населению помощь. Не помню, в каком населенном пункте находилась большая кооперативная лавка Советов. Генерал Унгерн из нее взял для отряда соль, крупу и муку, а все остальное приказал раздать жителям. Уходя из населенного пункта, опрашивали местные власти: “Нет ли каких претензий со стороны жителей к чинам Азиатской конной дивизии?” И в ответ видим поклоны и благодарность за прекрасное отношение к населению и уверение в том, что унгерновцы не похожи на семеновцев, которые здесь “лютовали”64.

По первому отделу разбросано много бурятских становищ. Буряты жили ближе к горам, по долинам гор и в районе Гусиного озера. Бедных людей в Забайкалье вообще не было, и буряты, несмотря на невысокий культурный уровень, жили хорошо. К унгерновцам буряты относились очень хорошо. Они были проводниками. Они же были и осведомителями о красных. Русское население скупо давало сведения о красных, тогда как буряты сами приезжали в отряд и осведомляли о появлении новых отрядов. Но, несмотря на симпатию к унгерновцам, добровольцами не поступали и ждали объявления общей мобилизации.