Николай Молчанов - Генерал де Голль

В 1967 году появляется серия новых экономических и социальных декретов. Они предписывали увеличить взносы трудящихся в кассы социального страхования, отменяли выборность их руководящих органов и расширяли участие в них предпринимателей. Одновременно издается очередной декрет о «заинтересованности рабочих в плодах развития предприятия». Эта новая попытка наладить сотрудничество классов касалась небольшой части трудящихся, всего 2 миллионов, которые в неопределенном будущем получили бы возможность пользоваться незначительной частью прибылей, ради чего им пришлось бы отказаться от борьбы за улучшение условий своего существования, например от требований увеличения зарплаты. Профсоюзы отвергли новый декрет об «участии». Вся затея носила настолько несерьезный, демагогический характер, что просто удивительно, почему де Голль связывал с ней все свои надежды на разрешение социальных проблем. Снова сказывалась его органическая неспособность понять смысл, природу классовой борьбы. Находясь в плену самых странных иллюзий, он совершенно не чувствовал до мая 1968 года приближения небывалого политического и морального потрясения созданного им государства.

Это относилось также к студенческому движению, оказавшемуся своеобразным детонатором майского взрыва 1968 года. Де Голль вообще считал, что, в отличие от довоенного времени, студентов больше не волнуют никакие политические проблемы. «Сегодня, — говорил он, — ничто не может возбудить студентов, кроме требований, касающихся университетских столовых». В действительности полумиллионная масса студентов породила сильное, хотя и весьма смутное, оппозиционное движение. Правительство готовило разные проекты реформы устаревшей системы университетского образования. Но они были столь же далеки от устранения причин университетского кризиса, как и план «участия» от реальных факторов обострения социального положения.

В бурных событиях мая 1968 года, положивших начало крушению политической карьеры и личной судьбы де Голля, обнаружился зияющий разрыв между размахом, смелостью его внешнеполитической деятельности и ограниченностью, слепотой его внутренней, особенно социальной, политики. Генерал как бы потерял самого себя, проявив ослепление, растерянность, слабость — качества, столь необычные для него прежде. Все его личное влияние на массы оказалось безнадежно подорванным. 77-летний генерал увидит разрушение своей власти, исчезновение своего магического авторитета. Его легендарная способность находить выход из самых сложных, даже катастрофических положений странным образом пропадет, и ему придется испытать на себе справедливость собственного суждения, высказанного им во втором томе «Военных мемуаров»: «История в великие минуты терпит у кормила власти лишь тех людей, которые способны направлять ход событий».

…1 мая в Париже было относительно спокойно. Шел дождь. По традиции всюду продавали ландыши. Впервые за много лет состоялась без всяких инцидентов первомайская демонстрация трудящихся, организованная компартией и Всеобщей конфедерацией труда. Правда, продолжались митинги и столкновения на факультете социологии в парижском пригороде Нантерре, где 2 мая пришлось прекратить занятия и закрыть учебные помещения. 23-летний студент Даниель Кон-Бендит во главе небольшой группы приверженцев уже несколько месяцев вел анархистскую кампанию, разоблачая всех направо и налево и призывая к революции. Но в общем Франция оставалась спокойной. Генеральный секретарь правящей голлистской партии Робер Пужад говорил: «Все недавние опросы общественного мнения свидетельствуют о привязанности французов к Пятой республике, о большом престиже генерала де Голля в самых различных кругах общественности». Париж готовился стать городом мира, ибо 10 мая здесь начинались американо-вьетнамские переговоры. 2 мая премьер-министр Жорж Помпиду отправился с визитом в Иран и Афганистан. Президент де Голль готовился к поездке в Румынию.

1968 год, май. Париж, Латинский квартал

Но после закрытия факультета в Нантерре студенческие беспорядки переместились в сердце Парижа, в Латинский квартал, в древнюю Сорбонну. Здесь шли митинги, возникали столкновения враждебных студенческих группировок. Ректор обратился за помощью к властям, и впервые за много лет в аудитории вторглась полиция. Несколько часов продолжались схватки между 2 тысячами студентов и отрядами полицейских. Начались поджоги автомобилей; построили несколько баррикад. 596 студентов были задержаны полицией. Сорбонну объявили закрытой, и полицейские встали у всех входов, никого не впуская. Несколько студентов, швырявших камни в полицейских, предстали перед судом и получили по два месяца тюрьмы. Но на другой день студенческие демонстрации возобновились. Снова столкновения с полицией, 600 человек ранено, 460 арестовано. Демонстрации и столкновения продолжаются и 7 мая. Студенческие организации требуют вывести полицию из Латинского квартала, освободить осужденных студентов и открыть факультеты в Париже и Нантерре.

Генерал де Голль все еще не видит ничего особенно тревожного. «Ребячество… — говорит он. — Это всего лишь несколько плохих студентов, испугавшихся экзаменов».

В действительности дело обстояло сложнее. Студенчество — часть интеллигенции, всегда наиболее резко выражающая противоречия общественного развития. Конечно, в бунтарстве парижских студентов было много мальчишества, анекдотических эпизодов, хаоса и сумбура. Но в сущности студенчество выступало прежде всего в результате кризиса системы французского высшего образования, построенной на принципах трехсотлетней давности. И дело не только в том, что сохранялись традиционные факультеты, а профессора носили средневековые мантии. Образование на естественных и технических факультетах сводилось к приобретению практических навыков высококвалифицированного рабочего в белом воротничке, на гуманитарных — к запоминанию бесчисленного количества фактов, теорий, взглядов, касающихся чего угодно, кроме реальной жизни. Студенты чувствовали, что их превращают в специализированных идиотов, предназначенных для выполнения строго определенной функции в политическом или экономическом механизме буржуазного общества. К тому же диплом достается ценой каторжного труда. Лекции продолжаются порой по десять часов в день. А половина студентов одновременно с учебой вынуждена еще и зарабатывать на жизнь. Далеко не все выдерживали такой тернистый путь к диплому. Во Франции заканчивали курс только четверть тех, кто начинал учебу. На некоторых факультетах диплом получал лишь один из десяти студентов. Любопытно, что зачинщиками повсюду выступали студенты гуманитарных факультетов, то есть те, кого больше всего начиняли идеями «западной цивилизации». В результате это привело к бурному отрицанию буржуазной идеологии, к тому «великому отказу» студенчества, который побудил лидеров Пятой республики говорить о «кризисе цивилизации» (А. Мальро), «духовном кризисе» (Э. Фор) и т. п. Интеллигентско-мелкобуржуазный характер основной массы студентов определил тот факт, что их господствующей идеологией стали разные течения так называемого гошизма, то есть левачества. Гошизм — это каша, в которой смешались элементы бланкизма, троцкизма, анархизма, утопизма, маоизма и многих других «измов». Идейный туман в головах студентов отражал переходную социальную природу французского студенчества.