Борис Соколов - Врангель

Барон описал свои переживания после проигранного боя: «На душе у меня было мерзко. Операция, которая, казалось, неминуемо сулила успех, не удалась. Противник, отбив наши атаки, несомненно, морально еще усилился. Недоволен был я и неудачной своей атакой. Части за мной не пошли. Значит, они не были еще в руках, отсутствовала еще та необходимая духовная спайка между начальником и подчиненными, без которой не может быть успеха…»

У Ф. И. Елисеева о том бое остались несколько иные воспоминания:

«…На скирдах соломы, по нашу сторону Чамлыка, видны были фигуры людей. Там… был его (Врангеля. — Б. С. ) наблюдательный и артиллерийский пункт. Возле них стояла спешенная конная группа в две-три сотни человек, кажется — 2-й офицерский конный полк дивизии Дроздовского. Где были остальные три полка дивизии — 1-й Екатеринодарский, 1-й Запорожский и 1-й Уманский — мы не знали и не видели их. Но по всему было видно, что наше появление здесь было полной неожиданностью для красных, как и то, что мы уже потеряли момент захвата Курганной. Вместо молниеносного наскока на нее всеми полками — лавами разбросан был только Корниловский полк; остальные полки бездействовали, и штаб Конной дивизии сидел на скирдах соломы…

Красные зашевелились. Из станицы Курганной выступила пехота вперемежку с конницей и без затруднения остановила жидкие лавы Корниловского полка. Высокая кукуруза и подсолнечник совершенно скрывали от нас их наступавшую пехоту. По всему широкому полю кукурузы видны были головы конных, наших и противника, определяющих линию фронта.

Вдруг из станицы Михайловской кучной массой несется конница человек в 200 на скирды, на штаб дивизии, явно угрожая нашему тылу. И если она захватит переправу через болотистый Чамлык, то мы попадем в ловушку. Но в этот момент генерал Врангель схватывает какой-то полк такой же силы и резервной колонной, сам впереди нее, широкой рысью, очень уверенно идет навстречу врагу.

Нам издали хорошо была видна эта прекрасная картина конного маневра. Силы были равны, но возьмет верх сильный духом. Видя смелое движение против них, красные убавили свой аллюр, а генерал Врангель уже перешел в широкий намет. Красные не выдержали, повернули назад и разрозненно отскочили к южным окраинам Михайловской.

Отбросив красных, Врангель быстро отошел к скирдам. Здесь им была проявлена похвальная личная смелость.

Наше наступление-прорыв явно захлестнулось. Нас теперь бьют уже с двух сторон — с севера из Михайловской и с запада из Курганной. Чувствовалось, что мы ослабеваем. Противник же неуязвим, за отсутствием у нас патронов. Левый фланг нашего полка, с далеких курганов, стал отходить крупной рысью. Ободренные красные активно перешли в наступление на мои головные сотни. Шагом, по кукурузе, отходим и мы. Видя это, генерал Врангель, на невысоком кабардинском коне, в гимнастерке и фуражке, наметом скачет к нам, в лавы. Он уже недалеко от нас, и мы слышим его мощный твердый голос:

— Молод-цы кор-нилов-цы! Впе-ре-од!

…Генералом Врангелем очень красочно описан этот момент боя, но это было немного не так. А было вот как.

Видя такое неожиданное и очень смелое появление самого начальника дивизии, скакавшего к лавам (сотни стояли в кукурузе, но не отходили, как пишет генерал Врангель), ближайшие сотни… дружно рванулись вперед, но не за генералом, а с генералом. Мы, командиры сотен, были сами в лаве и даже впереди нее и видели, как скакал к нам генерал. По чувству обыкновенной воинской гордости, мы, до приближения его к нам с криками „молодцы корниловцы — вперед!“, бросились сами вперед с казаками, насколько позволяла коням высокая кукуруза, путавшая им ноги.

Нас, малочисленных и беспомощных, красные наглядно давили назад, к переправе. И мы тогда не знали, что отступление другим частям было дано начальником дивизии. И если это было так, то наша ничтожная жидкая лава трех сотен… уже не могла спасти положение.

Красные, увидев наше движение вперед, открыли жесточайший огонь. Сотни, проскакав по кукурузе несколько десятков шагов, замялись. Чувствуя свое превосходство в силах и видя по фронту отступление конных казаков рысью, красные сами перешли в контратаку. Они были в кукурузе так близко от нас, что мы ясно слышали их крики:

— Лови!.. Лови генерала… „иво мать!“… — и еще смелее устремились на казаков…

Порыв сотен был отбит. Красные усилили свой нажим. И головные сотни, вначале шагом, а потом рысью, и со всех сторон торопливо двинулись к мосту. Картина полного и безудержного отступления была очень тягостна…

Генерал Врангель ускакал от нас. Мы остались, и, естественно, каждый командир сотни стремился с честью вывести своих подчиненных из тяжелого и проигранного боя».

Из описания, сделанного Федором Ивановичем Елисеевым, в то время служившим полковым адъютантом (начальником штаба) Корниловского конного полка, видно, что неудавшаяся атака никак не могла повлиять на судьбу переправлявшейся батареи. Красные находились слишком далеко от переправы, полагались в основном на артиллерийский огонь, и их конница перешла в атаку только после того, как начала отступать возглавлявшаяся Врангелем казачья лава. Причина неудачи заключалась не в отсутствие единения между казаками и Врангелем, а в ошибках Врангеля как командира дивизии. Елисеев прямо винит Врангеля, не сумевшего организовать наступление дивизии, рассредоточившего силы и не пытавшегося захватить Курганную в тот момент, когда это легко можно было сделать. В набег дивизия шла шагом. Рассвет застал ее в пяти верстах от Курганной; в бой брошен только один Корниловский полк, действовавший не скученной массой, а разбросавшийся лавами по фронту на пять верст.

Елисеев считает: «В то время у красных еще не было дисциплины. Они не ждали и проспали наше наступление. И если боковой урядничий разъезд силой в 10 казаков достиг и перерезал их главную магистраль основных сил с тылом дороги Михайловская — Курганная и успел захватить 30 подвод с овсом и хлебом, то что же могло быть, если бы дивизия, всей своей силой в пять конных полков, свыше 2000 шашек, на рассвете появилась бы у станции Курганная?!»

У барона тогда еще не было опыта Гражданской войны, где конница применялась несколько иначе, чем в Первой мировой. Из-за гораздо меньшей насыщенности фронта пехотой и огневыми средствами кавалерия могла атаковать гораздо большими массами и совершать быстрые переходы по не занятой противником местности. Врангель же еще по инерции мыслил старыми категориями, потому и выделил в набег на Курганную недостаточные силы, которые к тому же слишком медленно двигались к станции. Но барон умел быстро учиться и очень скоро освоился с новыми обстоятельствами… Федор Иванович приводит еще один занятный эпизод: «Из станицы Петропавловской к нам прибыл командир бригады полковник Науменко. Все мы сидим в кругу, на земле, под скирдами, прячась от жары. Науменко очень жалеет об убитом есауле Удовенко, который был его полковым адъютантом во 2-м Кубанском походе, да и был почти сверстником его. Взгрустнув немного, он, ласково улыбаясь и глядя в мою сторону, спрашивает: