Борис Соколов - Врангель

Эти кавалерийские атаки, решившие участь красного наступления, запечатлел в своих мемуарах штабс-капитан 2-го Сводно-гренадерского полка К. С. Попов:

«Вдруг мы заметили на высотах у ст. Разгуляевки группу начальствующих лиц: появился генерал Писарев с частью штаба. Два конных орудия немедленно были установлены там же и открыли огонь. Мы остановились, и нашим глазам представилась редкая по своей красоте картина атаки нашей 4-ой Кубанской дивизии полк<���овника> Скворцова на красную пехоту, спускающуюся в Городище. Сверху нам казалось, что лошади поднимаются по отвесной горе, всюду замелькали всадники. В атаку неслись 2-й Кавказский и 2-й Уманский полки. Красные открыли беспорядочный огонь. Лавина нашей конницы все поднималась, и вот на солнце блеснули шашки. В момент всё было кончено. С гор спускались уже не цепи, а толпы пленных. Нам же предстояло выбить красных из занятых ими окопов Саратовского полка, который только что целиком сдался красным, перебив своих командиров. Мимо нас вели пленных, трубачи играли сбор, отовсюду спускались казаки, многие вытирали шашки.

Наши четыре роты взяли направление на то место, где Саратовский тракт прорезает окопы и проволочное заграждение. Кубанцы же спешили к орудийному заводу, где положение было критическим и вызвало даже появление на поле боя самого генерала Врангеля, который лично направлял свои последние резервы… По дороге две случайно разорвавшихся шрапнели ранят несколько гренадер. Мы идем, всё ускоряя шаг. Вот мы выходим на Саратовский тракт, рассыпаемся цепью, и сейчас же нас встречает сильный пулеметный огонь засевших в окопах коммунистов… Не обращая внимания на огонь и потери, мы делаем порывистое движение вперед, но встречаем сильный отпор, так как к красным подошли еще новые тачанки. Нас отделяет от них уже 100–150 шагов, когда вдруг, не выдержав огня, мы попятились назад… Поле густо было усеяно трупами атакующих, уцелевшие накоплялись в ближайшем овраге. В этот критический момент нам на помощь двумя красивыми лентами подошли две роты астраханцев, с которыми непосредственно шел заместитель начальника дивизии, храбрый полковник Икишев. Все встрепенулись… мы снова все двинулись вперед. На этот раз произошла форменная свалка. Поручик Богач, громадного роста и силы, заколол трех матросов. Красные были смяты и обратились в бегство. Поле еще гуще покрылось трупами убитых. Пулеметы с тачанками перешли в наши руки. Среди убитых обнаружено было несколько китайцев, матросов с „Андрея Первозванного“, п<���одводной> л<���одки> „Нерпы“ и одна красная сестра».

Поведение Врангеля в этом бою описал В. X. Даватц, один из ближайших сотрудников Петра Николаевича в эмиграции, а в то время — вольноопределяющийся дивизиона бронепоездов:

«Врангель сказал: „Едем в корпус Писарева, у него сегодня будет горячо“. Небольшой „Форд“ рванулся с места. Когда мы достигли окраины города, то застали там смятение. Было заметно, что на берегу Волги происходит что-то необычное. Колонна за колонной мимо нас шли солдаты, некоторые с винтовками, другие без; вид у них был обреченный. Лицо Врангеля помрачнело, чувствовалось, что он с трудом сдерживал себя. Внезапно он приказал остановиться и встал. Тут же его окружила толпа.

— Откуда? Какой части? — в его голосе послышались незнакомые нотки. — Установить пулеметы — никого не пропускать!

— Ваше превосходительство, красные прорвали оборону!

— Оставаться здесь, женщинам вернуться домой, детей с дороги убрать…

Конная сотня генерала галопом припустилась за дезертирами.

— Ваше превосходительство, генерал Шатилов приказал… — начал есаул.

— Коня! — оборвал его Врангель. — Покровский (адъютант Врангеля), ждите меня на мосту!

Вскочив на коня, он, сопровождаемый сотней, исчез в клубах пыли».

Генерал-майору Николаю Всеволодовичу Шинкаренко запомнилось то впечатление, которое произвело на врангелевцев появление на поле боя их командарма:

«На холме впереди мы увидели группу всадников и черно-желтый флаг Святого Георгия — Врангель со штабом. В наше время едва ли не единственное место, где можно увидеть командующего на поле боя, — полотна Гро и Берне в Лувре. Мы же видели его воочию — высокого, худого, в коричневой казачьей черкеске с закатанными рукавами, заломленной на затылок папахе и с казацким кинжалом на поясе.

— Благодарю вас, Шинкаренко, фантастическая атака! — сказал он, протянув руку с длинными пальцами.

— Мой конвой тоже участвовал в атаке — они порубали матросов на правом фланге. Еще раз спасибо. Право, великолепная атака. Не забудьте сделать представление к наградам, да не скупитесь!»

В тот же день у станции Котлубань 2-й Кубанский корпус Улагая отразил атаки 37, 38 и 39-й советских стрелковых дивизий и взял более четырех тысяч пленных, четыре орудия и 60 пулеметов. Успех сопутствовал и боевой группе под руководством начальника Астраханской дивизии генерала Савельева, захватившей семь орудий, 30 пулеметов и 1370 пленных. Всего же, если верить донесению Врангеля, 23 августа Кавказская армия взяла в плен семь тысяч человек с одиннадцатью орудиями и 104 пулеметами.

Продолжавшиеся атаки красных успеха им не принесли. На следующий день Улагай и Савельев вновь взяли пленных и пулеметы.

Двадцать пятого августа армия Врангеля получила танки и 27-го перешла в контрнаступление. Этот бой запомнился К. С. Попову:

«Танкам приказано было со станции Разгуляевка через Городище атаковать в направлении на Орловку. Коннице Бабиева и 4-й Кубанской дивизии давалась задача преследования. Мы должны были атаковать прямо перед собой по получении особого приказа.

Итак, завтра увидим действие магических танков. Все воспрянули духом. Ночь прошла в нервном ожидании этого решительного боя. Пусть смерть, чем такое напряжение нервов.

Едва забрезжил рассвет, как далеко влево… затарахтели пулеметы часто-часто, забухала артиллерия. Бой разгорался и всё ближе подвигался к нам. Вдруг — чудо. Против 1-го полка все поле покрылось бегущими людьми. 4-ая Кубанская дивизия неслась по Саратовскому тракту, охватывая отступающих красных. Вот веером рассыпались Кубанцы, блеснули шашки…

„Вперед“, скомандовал появившийся Гранитов и полез через проволоку. Ему помогали другие разбрасывать колья. Вот мы за проволокой… спустились прямо на голову красным. „Стой, стой, будем стрелять“, кричали гренадеры. Из красных кто остановился, кто бежал. Раздались одиночные выстрелы по убегающим. Всё равно не уйдут, вот она — наша кавалерия…

Я подошел к одному убитому. Это был тот самый, что подъехал к проволоке верхом. Молодой, рыжий, кудластый, в офицерских рейтузах, при шашке, весь обвешанный красными кумачовыми лентами. На красном поясе висели у него четыре ручных гранаты. Пуля пробила ему череп, а запекшаяся кровь еще больше придала его облику красных тонов. По-видимому, это был красный командир.