Иосиф Лаврецкий - Боливар

Трудно себе представить более различных по характеру и даже физическому облику людей, чем Боливар и Сан-Мартин.

Боливар был ниже среднего роста, со лбом, изрезанным ранними морщинами; над его черными живыми глазами нависали густые, правильной формы брови; прямой и длинный нос, выдвинутые скулы, впалые щеки, неправильной формы рот и довольно толстые губы, зубы ровные и белые, уши большие, волосы черные, тонкие и вьющиеся, грудь узкая, лицо оливкового цвета. Таким рисует Боливара его адъютант ирландец О'Лири.

Чрезвычайно подвижный, красноречивый, Боливар любил общество, хорошую кухню, доброе французское вино. Он был не прочь протанцевать всю ночь напролет или поволочиться за женщиной. Боливар в равной степени чувствовал себя в своей тарелке и в походе, и на поле сражения, и во дворце. Как и многие богатые люди, он не знал цены деньгам, когда условия позволяли, жил на широкую ногу. Полководец по призванию, он был одним из самых начитанных людей Южной Америки, прирожденным публицистом, общительным и жизнерадостным человеком.

Совершенно иным рисуют нам современники Сан-Мартина. Высокого роста, с правильными чертами лица и выправкой профессионального солдата, сдержанный, немногословный и замкнутый, аргентинский генерал производил впечатление аскета и нелюдима. Он избегал светских раутов и прочих забав высшего общества. Любил простую солдатскую пищу, был очень экономен в своих расходах.

Трудно было надеяться, чтобы столь разные по своему складу и характеру люди могли друг другу понравиться.

Во время приема одна из дам возложила золотые лавровые венки на головы Сан-Мартина и Боливара. Сан-Мартин смутился, снял с себя венок и сказал, что он недостоин столь высокой чести, но сохранит венок на память о патриотах, которые изготовили его.

Затем Боливар и Сан-Мартин уединились и беседовали с глазу на глаз в течение полутора часов. После обеда они вновь встретились на полчаса. На следующий день утром Сан-Мартин приказал отправить свои вещи на корабль. Днем произошла еще одна продолжительная беседа двух генералов, затем был дан торжественный банкет в честь Сан-Мартина.

Поздно вечером Сан-Мартин простился с Боливаром и в ту же ночь отбыл из Гуаякиля в Перу.

Так закончилось это историческое свидание, о значении которого историки спорят до сих пор, выражая самые различные о нем мнения.

Имеется несколько кратких донесений Боливара колумбийскому правительству, в которых он сообщает о своих беседах с Сан-Мартином. Отдельные высказывания Боливара передают в своих воспоминаниях современники. Что касается Сан-Мартина, то он был более чем скуп на комментарии о результатах переговоров. Несомненно одно: два верховных руководителя освободительной борьбы в Южной Америке, встретившись, не нашли общего языка, не смогли выработать общей программы и расстались явно недовольные друг другом.

Причина расхождений заключалась в том, что Сан-Мартин не смог добиться от Боливара помощи на условиях и в объеме, которые позволили бы ему продолжать борьбу с испанцами с надеждой на конечный успех.

Боливар, хотя и являлся президентом Республики Колумбии, как главнокомандующий всецело зависел от правительства Боготы, без разрешения которого он не мог направить свои войска в Перу на помощь аргентинцу. Не мог Боливар без согласия Боготы принять и предложение Сан-Мартина о создании Перуано-Колумбийской федерации со столицей в Гуаякиле.

Боливар неоднократно обещал своим генералам и солдатам, что завершит освободительную эпопею в Перу, что дойдет с ними до Лимы, Куско и Потоси. Нечего греха таить, каракасец сам мечтал стать освободителем Перу, неспроста он спешил в Эквадор и теперь готовил там большую армию.

Убедившись, что Боливар не намерен предоставить в его распоряжение необходимые ему военные силы, Сан-Мартин предложил президенту Колумбии возглавить освободительную войну в Перу, соглашаясь стать его помощником. Но и этого Боливар не хотел: Освободитель Юга не мог быть в помощниках у Освободителя Севера по тем же причинам, по которым Освободитель Севера не мог играть вторую скрипку при Освободителе Юга. Один из них должен был уйти со сцены, чтобы другой мог завершить дело обоих. И уйти должен был тот, кто располагал меньшими силами.

Сан-Мартин понял, что именно ему придется уступить свое место Боливару. Возвратившись в Лиму, он подал в отставку и заявил, что покидает Перу и возвращается в Аргентину. Перуанский конгресс принял отставку Сан-Мартина и присвоил ему почетное звание генералиссимуса сухопутных и морских войск республики с пожизненной ежегодной пенсией в 12 тысяч песо, а также титул Основателя свободы Перу. Депутаты решили воздвигнуть в Лиме в его честь колонну и поставить бюст в открытой им Национальной библиотеке. Покидая Перу, Сан-Мартин взял с собой на память знамя конкистадора Франсиско Писарро, завоевавшего государство инков в XVI столетии, и колокольчик трибунала инквизиции. Сан-Мартин оставил в Перу армию из 6280 бойцов (280 чилийцев, 2 тысячи аргентинцев и 4 тысячи перуанцев), из которых боеспособных было всего лишь 2 тысячи.

Уход Сан-Мартина со сцены показывал, что он действовал исключительно в интересах великого дела освобождения колоний от испанского господства. Ведь если бы в Сан-Мартине взяли верх эгоистические чувства и корыстные побуждения, он вошел бы в конфликт с Боливаром, остался в Перу и попытался использовать любую возможность для сохранения в своих руках власти, что крайне осложнило бы обстановку и затянуло бы освободительную войну на неопределенное время.

Благородный поступок Сан-Мартина, сумевшего трезво оценить обстановку и сделать правильные выводы, заслужил ему признательность народов Латинской Америки.

С отъездом Сан-Мартина из Перу заканчивается его активное участие в борьбе за независимость испанских колонии. Сан-Мартин возвратился в Буэнос-Айрес, раздираемый гражданской войной, но, верный своему кредо, отказался в ней участвовать. Его шпага могла разить только испанцев, а не своих соотечественников. Не пройдет и года, как он уедет из Аргентины во Францию в добровольное изгнание. Он умрет на чужбине в 1850 году.

Тридцать лет спустя его прах был перевезен в Буэнос-Айрес и захоронен в кафедральном соборе. Латиноамериканцы чтут память Сан-Мартина, видя в нем достойный пример бескорыстного служения делу свободы и независимости народов.

«В Перу имеются два врага любого справедливого и прогрессивного правительства — золото и рабовладельцы», — писал Боливар, находясь еще на Ямайке в 1815 году. Теперь он готов был сразиться с этими врагами. Боливар знал: если не подорвать влияния перуанских латифундистов, если не привлечь рабов и индейцев на сторону патриотов, то нельзя будет и победить испанскую армию.