Виктория Федорова - Дочь адмирала

Прилетев в Копенгаген вечером, он тут же отправился в отель, чтобы как следует выспаться. На следующее утро, в 10.30, он уже был в аэропорту, специально приехав загодя, до прибытия самолета Аэрофлота. Уточнив в справочной время его прилета, Генри обнаружил, что на табло прилета этот рейс не указан. Он занервничал, но особой тревоги не почувствовал. Он хорошо знал, как работают русские. Самолет вылетит из Москвы, прилетит в Копенгаген и пробудет там ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы высадить прибывших пассажиров и взять на борт тех, кто летел обратным рейсом. На все это уйдет не больше часа.

Но время шло, а на табло прилета по-прежнему не было данных о рейсе Аэрофлота. И тогда Генри решил действовать. Он обратился в справочное бюро, чтобы выяснить, есть ли в этот день какой-нибудь другой рейс из Копенгагена в Москву. Оказалось, что в три часа дня рейсом в Токио вылетает самолет японской авиакомпании, который делает краткую остановку в Москве. В бюро компании «Джапан эйр лайнс» он справился, есть ли билеты на этот рейс. Просмотрев список пассажиров, клерк отрицательно покачал головой:

— Сожалею, сэр, но все места забронированы туристической группой, летящей в Токио.

— Мне очень важно попасть в Москву именно сегодня.

Позвонив куда-то, клерк сказал:

— Если только до Москвы, мы можем предоставить вам место стюардессы. Между Копенгагеном и Москвой у нее не будет времени присесть.

В тот момент, когда Генри получал билет на рейс японской компании, по радио объявили, что рейс самолета Аэрофлота в Москву отменяется, но билеты действительны на следующий рейс, через двадцать четыре часа. Генри вздохнул с облегчением. Не предприми он решительных действий, из-за задержки весь план мог бы сорваться.

В любом случае рейс этого самолета гораздо лучше отвечал его замыслам. Кто бы ни следил за его прибытием в Москву — а он понятия не имел, будет за ним слежка или нет, — его ждут рейсом Аэрофлота через двадцать четыре часа. Он позвонил Виктории, что прилетает в Москву вечером и хочет встретиться с ней. Он позвонит ей снова из Шереметьева, как только прилетит.

Прибытие самолета японской авиакомпании было вполне будничным явлением, и, скорее всего, никто в Шереметьеве не обратил на Генри внимания. Он позвонил Виктории, сказал, что едет в гостиницу «Берлин» принять душ и перекусить, а после этого хочет повидаться с ней и ее матерью. Они условились о времени, и Виктория сказала, что заедет за ним на своей машине.

Приехал он в гостиницу «Берлин», что в самом центре Москвы, в четверг вечером, в самом начале одиннадцатого. В 10.45 Виктория заехала за ним в своей голубой машине. Рядом с ней сидел мужчина с приятным русским лицом. Она представила Генри своему самому близкому другу, Борису Грошикову, попросту Боре. Генри почувствовал раздражение. Не хватает, чтобы в его планы вмешался еще один человек.

Зоя встретила его с распростертыми объятиями, но, услышав, что Виктория улетает в субботу, разволновалась, и на глаза у нее навернулись слезы.

— Так скоро?

— Я готова, — сказала Виктория. — Но у меня билет на следующую неделю.

Генри покачал головой:

— Нет, мы полетим в субботу, у меня билеты первого класса для нас обоих.

В офисе компании «Пан-Америкен» Генри заказал два билета на утренний воскресный рейс из Москвы в Нью-Йорк на имя Виктории Федоровой и Генри Гриса. Он не собирался их использовать, но хотел, чтобы служащие московского отделения «Пан-Америкен» получили такую информацию, прекрасно понимая, что кто-нибудь из них обязательно доведет ее до сведения иностранных журналистов (русская пресса по-прежнему не проявляла к Виктории никакого интереса).

Мысленно он представил себе, что будет твориться утром в воскресенье у дверей офиса «Пан-Америкен», куда наверняка кинется толпа репортеров, чтобы отыскать Викторию, сутки назад покинувшую страну.

— Как же быть, я уже стольким знакомым сказала, что Вика улетает только на следующей неделе, — пожаловалась Зоя.

— Вот и отлично, — заметил Генри. — Сказали, и хорошо. А где будете вы сами те три недели, которые Виктория и ее отец проведут вместе?

— Через четыре дня после ее отъезда я уезжаю на гастроли, — ответила Зоя.

— Прекрасно. Значит, вам придется молчать о том, где находится Виктория, всего четыре дня. А было бы еще лучше, если б вы вовсе не подходили к телефону.

— Я никому ничего не скажу, — заверила его Зоя.

Открыв атташе-кейс, Генри достал парик с волнистыми, светлыми с проседью волосами.

— Вот примерьте, — сказал он Виктории.

Затем протянул ей темные очки с огромными круглыми стеклами.

— А нет ли у вас какого-нибудь пальто, которое скрыло бы вашу фигуру? Понимаете, в Москве найдется не много девушек, похожих на вас.

Виктория достала длинное серое пальто, надела его. Пальто доходило ей почти до щиколоток. Генри одобрительно кивнул. В парике, темных очках и пальто она нисколько не походила на ту Викторию Федорову, фотографии которой обошли все газеты мира.

Виктория внимательно оглядела себя в зеркале.

— Я похожа на сумасшедшую.

Был уже почти час ночи, и Генри поспешил в гостиницу «Берлин». Уходя, он снова предупредил Викторию, Зою и Бориса, что ни один человек не должен знать об отлете Виктории утром в субботу и о ее местопребывании в последующие три недели.

ВИКТОРИЯ

Пятница. Неожиданно для себя я смотрю на улицы Москвы совершенно другими глазами. Я увижу их снова только через три месяца. И все еще не могу поверить, что моя мечта сбылась. Пройдет всего несколько часов — понятия не имею сколько, — и я впервые увижу своего отца. Мысли в голове крутятся вокруг одного и того же, и при этом все происходящее представляется абсолютно нереальным.

Генри Грис позвонил ранним утром, мы с мамулей только-только сели пить кофе. Он хотел знать все: что я делаю, кто мне звонил — и задал миллион других вопросов. Я еще подумала: интересно, записывает он на магнитофон наш разговор? За все время, что я знала Генри Гриса, я ни разу не видела его без магнитофона. Похоже, что магнитофон для него — это третье ухо.

Я сказала ему, что мы с Борей едем менять рубли на доллары. Генри воспротивился, сказав, что деньги мне даст он.

— Я все равно поеду, — упрямо возразила я.

Этот человек мало-помалу начинал раздражать меня. Казалось, стоит кому-нибудь из нас исчезнуть из его поля зрения, как он тут же перестает нам доверять.

— Ладно, — сказал он, — но не забудьте...

— Помню, — ответила я. — Если меня спросят, я скажу, что не знаю, когда полечу в Америку.

Мы договорились встретиться у гостиницы «Берлин» в четыре часа дня.

Там, подойдя ко мне, он заговорщицки, словно в шпионском фильме, огляделся по сторонам и поспешно затолкал меня в машину. Мы поехали в аэропорт, где мне нужно было, по указанию Генри, подойти к представителю Аэрофлота и купить два билета на утренний субботний рейс из Москвы в Брюссель. Я недоуменно посмотрела на него, Он что, с ума сошел?