Вольфганг Нейгауз - Его называли Иваном Ивановичем

- Как же можно было оставлять ее у нас, если мы сами не уверены в том, что вырвемся из окружения, - заметил Виктор Спирин. - Ну, об этом хватит.

Дверь в землянку отворилась, и в проеме показалась фигура Филиппова. Партизаны освободили ему место, но он не сел.

- Мы будем прорываться к нашим, - сказал он. - Для этого создадим группу. Удастся ли нам прорваться - никто не знает, вот я зашел к вам поговорить. Вы, наверное, помните, что подпольный райком партии присудил нам переходящее Красное знамя. Вот оно, смотрите!

И Филиппов, расстегнув полушубок, показал знамя, которым было обмотано его тело. Размотав полотнище, Филиппов поднял знамя так, чтобы все партизаны хорошо видели серп и молот и надпись, вышитую золотыми буквами. Затем он снова обернул вокруг себя знамя и застегнулся.

- Во всех боях, которые мы до сих пор вели, мы не посрамили этого знамени. Теперь я буду отвечать за него. Если со мной что случится, тот, кто окажется рядом со мной, будь то Петр, Виктор, Иван или еще кто-нибудь, должен будет спасти знамя.

К огорчению Горских, луна не пожелала считаться с его планом: всю неделю по ночам небо было безоблачным, а луна так ярко светила, что остаться незамеченными было просто невозможно. Наконец погода переменилась: стало теплее, небо заволокли тучи. Когда же разыгралась метель, старший лейтенант Горских отдал приказ на прорыв.

Сведения, принесенные Анютой и старым крестьянином, оказались правильными. Пользуясь непогодой, партизаны напали на немецкий заслон, разгромили его и, захватив оружие, пробились в долину. Сделать все это в хорошую погоду было бы просто невозможно, поскольку долина отлично просматривалась со всех сторон. Когда же противник пришел в себя, группа Горских ушла далеко вперед. Метель мешала освещению местности ракетами, да и прицельного огня противник не мог вести: уже в двух шагах ничего не было видно. В нескольких местах дело дошло до того, что фашисты начали стрелять по своим же, а когда спохватились, партизаны уже вышли из кольца окружения. Выбиваясь из сил, они продвигались вперед. Это был адский путь для истощенных, измученных и замерзших людей.

Вскоре партизаны вышли к леску. Собственное дыхание заглушало автоматные очереди противника. Неожиданно один из бойцов, окончательно выбившись из сил, упал на снег. Горских разрешил сделать привал. Зарывшись в снег, чтобы не замерзнуть, бойцы уснули.

Петр Сергеевич Филиппов проснулся от собственного кашля. Давали о себе знать старые болячки. Неожиданно он увидел, что место рядом с ним было пустым.

Справа, свернувшись в комочек, спала Надя. Дальше лежал Михаил Букатин. Он даже во сне не расставался со своим автоматом и крепко прижимал его к себе. Слева на снегу оставалось углубление от лежавшего там человека. А ведь на этом месте, Филиппов помнит это, спал Шменкель.

Ветер немного стих. До утра, видимо, оставалось немного, потому что облака на небе из темных превратились в серые. Перевернувшись на живот, Петр Сергеевич подполз к Рыбакову и потряс его за плечо. Но тот не пошевельнулся. Как это часто бывает, Рыбаков, перенервничав накануне, теперь спал как убитый. Несмотря на холод, на лбу его выступили капельки пота.

- Эй, проснись! Иван куда-то исчез! - будил Петра начальник штаба.

Рыбаков потянулся и, ничего не понимая, спросил:

- Что?!

- Ивана нет...

Рыбаков вскочил:

- Не может быть. Куда он мог деться?

- Вот именно - куда?

От их разговора проснулась Надя.

- Уже утро? Пора идти дальше? - спросила она.

- Ваня исчез, - проговорил Рыбаков.

Все четверо переглянулись.

- Он всегда был так осторожен, - заметил Филиппов. - Оружие его здесь, а сам исчез.

- Я не должна была спать, - виновато проговорила Надя. - У него был жар, ноги отморожены. А при высокой температуре всякое может взбрести в голову. Разве вы не помните, что с ним было летом, когда его ранило в руку? Бредил всю ночь. Говорил по-немецки... понимаете?.. И чего я только думала. Улеглась и уснула!

- Разрешите осмотреть местность? - спросил Рыбаков, беря в руки автомат.

- Конечно. Я пойду с тобой, - проговорил Виктор.

Филиппову ничего не оставалось, как согласиться,

- Только не забудьте, что патронов у вас уже нет, - предупредил он. И чтобы самое позднее через полчаса вы оба были здесь. Мы будем ждать.

Он посмотрел на часы. Стрелки показывали пять минут седьмого.

Серое февральское утро вступало в свои права.

Начальник штаба никак не решался сообщить командиру об исчезновении Шменкеля.

"А что скажет Дударев, когда мы выйдем к своим? - думал Филиппов.

Петр и Виктор через полчаса вернулись и доложили, что никаких следов не обнаружили. Верстах в двух отсюда находится небольшое село; по-видимому, в нем есть люди. Они слышали собачий лай.

- Вы можете приказывать что хотите, а я отсюда никуда не пойду, заявил Рыбаков Филиппову. - Мы с Виктором должны узнать, что случилось с Ваней.

Филиппов с трудом поднялся с земли:

- Посоветуюсь с командиром.

И он пошел к Горских, решив предложить ему оставить здесь небольшую группу партизан для розысков Шменкеля. Филиппов решил возглавить эту группу.

- Тихо! - прошептал Букатин.

Между стволами мелькнула чья-то фигура. Кто-то полз по направлению к ним, таща что-то за собой. Ноша была, видимо, тяжелой, потому что человек двигался с большим трудом и громко вздыхал. Враг так не мог ползти.

Петр и Виктор, бросив автоматы, бросились к незнакомцу.

Шменкель с трудом поднял голову.

- А я боялся, что вы уже ушли... Пока этот осел... полицай пошел...

- Почему вы ушли без разрешения? Что вы тащите? - Филиппов говорил резко, но в то же время в его словах чувствовалась радость.

Фриц сел на снег и проговорил:

- В мешке хлеб... картошка... всем хватит. Но я не могу больше идти...

Отдышавшись немного, Фриц рассказал товарищам, как пошел в деревню, встретил там полицая и стал объяснять ему, что он со своим подразделением связи тянет телефонный кабель по лесу. Их машина с продовольствием застряла где-то в снегу, и потому он должен срочно реквизировать продовольствие. Для пущей важности Фриц пригрозил полицаю своим пистолетом, в котором не было ни одного патрона. Полицай поверил, и все обошлось. Однако мешок оказался таким тяжелым, что в конце своего пути Фриц выбился из сил и еле дотащил его.

- Сами посудите, товарищ начальник штаба, разве далеко уйдешь, если не поешь. Разбуди я вас - вы бы меня никуда не пустили, - проговорил Шменкель, обращаясь к Филиппову.

- Во всяком случае, - начал Филиппов, но тут же закашлял. - Во всяком случае...

Шменкель не чувствовал за собой ни капли вины: ведь партизаны трое суток нормально не ели. Узнав, что Шменкель достал продукты, к группе подошел Горских. Он выслушал доклад со спокойной улыбкой, а потом заметил, что теперь нужно будет поскорее уходить отсюда, пока гитлеровцы в селе не сообразили, зачем какому-то немцу понадобились продукты. Командир приказал немедленно раздать хлеб бойцам. Картофель решили взять с собой, пока не появится возможность его сварить.