Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны

Вечером было собрано совещание старших начальников по “бурятскому вопросу”. Решили всех бурят, кои имеют по Онону родных или хороших знакомых, отпустить отсюда, а тех, кто таковых не имеют, распустить в районе оз. Буир-нур. По берегам озер Буир-нур, Далай-нор и речки Хуэ-гол кочует до 30 тысяч бурят, беженцев из Забайкалья.

Утром “…”70 сентября, когда построилась бригада для похода, выехали из строя те буряты, которые шли на Онон. Их ушло человек около 150–160 под начальством хорунжего (фамилии не помню). Они быстро сами распределились по двум сотням, взводам и строем провожали со слезами на глазах уходившую, поредевшую бригаду.

Дальнейший путь был безопасным в полной мере, и для многих старых унгерновцев был знаком. Скоро будут отпущены оставшиеся буряты, а, следовательно, в бригаде останутся русские и татары. Из последних многие изъявили желание остаться тоже в районе Маньчжурия — Хайлар, где жило много татар, занимаясь торговлей и среди сородичей — они скорее найдут труд.

Маршрут мой был на южную оконечность озера Буир-нур, обойти его с востока и выйти на Ганчжур — Хайларскую дорогу. С выходом 1–й бригады Азиатской конной дивизии на прямую, безопасную дорогу, я считал свою миссию “колонновожатого” законченной. Внутренние дела поредевших частей меня не касались. Там вершили дела полковники Парыгин и Хоботов. Мне делать в бригаде больше было нечего. Я считал, что неплохо было бы и многим русским остаться в районе озер Буир и Далай и осесть до лучших времен, а не идти в полосу отчуждения КВЖД. Свои соображения я высказал Парыгину и Хоботову. Они согласились с тем, что я выполнил свою миссию, и тепло благодарили меня за труды колонновожатого. Я при потере всего шести человек вывел бригаду к пределам Маньчжурии, а дальше судьба каждого определялась самостоятельно.

Оставался неясным один вопрос — с китайцами в Хайларе. В Хайларе старшим китайским начальником был генерал Чжан Куню, друг генерала Унгерна и большой доброжелатель белых. Полковники Парыгин и Хоботов просили меня взять на себя миссию переговоров с генералом Чжан Куню, которые дали бы право чинам бригады — русским и татарам свободного проживания в полосе отчуждения, выдачи охранных грамот и позволили получить деньги за подлежащее сдаче оружие, коней и конское снаряжение. От этой миссии я не отказался и принял ее.

12 сентября я со своим штабом и конвоем отделился от бригады и пошел вперед. Идя о двух хороших конях, 16 сентября я был в 20–25 км от Хайлара, на берегу р. Именца-хэ. Отсюда послал Кастерина с двумя всадниками в Хайлар к Чжан Куню для предварительных переговоров. К вечеру того же дня из Хайлара к биваку подъехал большой дорожный автомобиль, в котором приехал полковник Кастерин, доверенное лицо генерала Чжан Куню — некий провокатор Жуч, приглашая меня ехать к генералу для детальных переговоров. Я приказал штабу двинуться утром 17 сентября в Хайлар, а сам сел в автомобиль и через 40–50 минут был в Хайларе.

Генерал Чжан Куню принял меня очень любезно. Долго расспрашивал о генерале Унгерне и беспокоился за его судьбу. Ничего утешительного я ему сообщить не мог, так как и сам не знал ни о судьбе Унгерна, ни 2–й бригады, которая была с ним.

Переговоры об интернировании унгерновцев заняли немного времени. Генерал согласился сразу же выдать всем унгерновцам, когда бы они ни пришли, независимо от числа, паспорта на право проживания в Маньчжурии. До поздней ночи шел торг о стоимости оружия, коней, амуниции. Здесь генерал выказал большие коммерческие дарования и хитрость. Еще до объявления цен за каждый предмет он оговорился, что он не располагает средствами, чтобы купить по справедливой оценке. Подлежали сдаче оружие, прекрасные кони и амуниция, на что потребовалось бы много десятков тысяч. Нужно испрашивать кредиты от правительства из Пекина и ответ может прийти месяца через два — три. Такой срок едва ли устроит унгерновцев. Он же по “дружбе” из своих личных средств может предложить уплатить за все сдаваемое, независимо от его качества и количества лишь по 100 сер. долл. офицеру и 50 долл. всаднику. Я просил отложить вопрос до утра, и мы разошлись спать. Помещение было отведено в доме генерала. Чистые каны, чистые постели. Уснул, как убитый.

Утром бои притащили большие деревянные ванны, и первый раз за три месяца вымыл грешное свое тело. За обильным завтраком, с полковником Кастериным обсуждали всесторонне условия генерала Чжан Куню. Выхода у нас не было другого, как согласиться на его условия, о каковом решении я перед обедом и сообщил генералу, который удачную свою сделку нашел нужным спрыснуть шампанским.

17 сентября прибывший мой конвой стал сдавать оружие, коней и амуницию. Генерал Чжан Куню мне лично оставил обоих коней и оружие. Я высоко ценил подаренного мне ламой храма Солнца сивого иноходца. Этот конь был староват, ему было 12 лет, но он имел большую резвость и был очень умным. Своих коней имел неосторожность оставить на сохранение Жучу, но впоследствии, из Харбина, все мои попытки получить коней остались тщетными.

18 сентября я отправил двух урядников навстречу идущим полковникам Па- рыгину и Хоботову, уведомляя их об условиях интернирования, но оба урядника исчезли бесследно. Как оказалось потом, они не нашли бригады на намеченном пути, а нашли их только на берегах Далай-нора. Парыгин и Хоботов, не дойдя до южной оконечности Буир-нура, пошли к Далай-нору. Прождав бригаду 17, 18 и 19 сентября, переговорив с Чжан Куню, что он не изменит своего решения, когда бы ни подошла бригада, я решил ехать в Харбин, где рассчитывал найти свою семью.

18 сентября утром я просил Кастерина перед его отъездом в Харбин все оставшиеся деньги раздать конвойцам. Их осталось очень мало: около 10 фунтов билонного серебра и кусочки ямбового серебра. Выдача происходила в присутствии всех конвойцев, и они сами делили “казну”. Проделал эту ненужную операцию для того, чтобы потом не говорили, что я украл “пять пудов казенного золота “.

18 сентября вечером совместно с полковником Кастериным мы подписали письменное соглашение с генералом Чжан Куню. 18 сентября вечером уехал Кастерин, и я распустил свой штаб, получивший паспорта и деньги. 19 сентября уехал из Хайлара и я. Как впоследствии выяснилось, 1–я бригада пошла к Далай-нору. По пути были отпущены буряты. Много осталось в этом районе татар. В Хайлар сдавать оружие с Парыгиным и Хоботовым пришло не больше 550 человек. Произошли мелкие инциденты под “пьяную лавочку”, но, в общем, Чжан Куню выполнил полностью свои обязательства. Унгерновцы должны быть благодарными к памяти благородного генерала Чжан Куню.

Во главе 2–й бригады оказался подполковник Островский — кадровый офицер, окончивший ускоренные курсы Академии Генерального штаба в Томске. Офицер он был знающий, но в нем отсутствовало волевое начало, а главное, он не понимал духа унгерновских частей. Как он, так и другие старшие офицеры бригады не отдавали себе ясного отчета в обстановке конца 1921 г. Они решили идти к атаману Семенову и насильственным путем старались удержать людей в частях войск. Ташур есаула Макеева и других офицеров безостановочно гулял по спинам всадников.