Зоя Гулинская - Антонин Дворжак

Параллельно со «Славянскими рапсодиями» писались мелкие сочинения: три новых песни для Йозефа Льва, который, несомненно, должен был участвовать в предстоящем концерте; два фурианта для фортепиано; ряд небольших пьес для двух скрипок, виолончели и фисгармонии под общим названием «Мелочи», или, лучше сказать, «Безделушки».

Приподнятое настроение, связанное с предстоящим концертом, дополнилось еще одним радостным событием: жена подарила Дворжаку дочь Отилию. Теперь он снова был отцом, и сознание этого наполнило сердце его радостью. О куске хлеба думать уже не приходилось — стипендия и гонорар за частные уроки вполне удовлетворяли запросы не избалованного судьбой композитора и его преданной жены. Они даже сменили квартиру на более удобную и просторную, переехав на Житную улицу в дом «у Пешинских». В довершение радости Зимрок прислал письмо, в котором просил Дворжака написать для него несколько «Славянских танцев» по типу «Венгерских танцев» Брамса. Книжный рынок неуклонно сигнализировал о возраставшем интересе к славянской музыке и литературе. Зимрок не хотел упустить случая заработать.

Иоганнес Брамс

В душе Дворжака все пело и ликовало. В таком состоянии сочинить танцы, да еще на славянской интонационной основе, ему ничего не стоило. Давно ведь известно, что в песнях чехи изливают грусть и меланхолию, а радость, веселье они всегда выражают в танце. Отсюда упругий ритм, быстрое движение танцевальных мелодий, искрящийся задор, жизнерадостность.

Послушайте «Славянские танцы» Дворжака, и вы согласитесь, что со времен Гайдна и Моцарта едва ли были написаны более светлые, радостные, захватывающие безудержным весельем сочинения. Мелодии их кажутся умелой, красочной обработкой народных танцев. Но не заблуждайтесь. Как в случае с «Моравскими дуэтами», когда Дворжак отказался дописывать вторые голоса к народным мелодиям, а целиком сочинил все сам, «Славянские танцы» — полностью продукт творческого гения Дворжака. Разнообразие мелодий, гармония, ритмика, не говоря уже о необычайно красочной инструментовке с обильным применением ударных, почти отсутствующих в партитурах его симфоний, — здесь все принадлежит Дворжаку. А кажущаяся простота объясняется удивительным постижением характерных особенностей славянских танцев вообще и каждого из них в отдельности.

Сметана в «Чешских танцах» для большей достоверности вводил фольклорные цитаты. Дворжак этого не делал. Беря за основу ритмические особенности какого-нибудь одного или нескольких танцев, он создавал яркие сцены жизни славянских народов — сцены народного веселья, проявляющиеся в танце. Так в первой и восьмой пьесах мы легко узнаем задорный фуриант, метроритмическое построение которого основано на сопоставлении двудольного и трехдольного размеров. В четвертом и шестом танцах звучит близкая к вальсу соуседска, куда вплетаются ритмы, напоминающие польскую мазурку. В пятом «Славянском танце» органически сочетаются черты скочны, гопака и краковяка, подчеркивая близость и родство славянских культур. А вторая пьеса вообще не сразу зовет к танцу, а начинается, наподобие думки, лирическим запевом и лишь потом переходит в оживленный плясовой эпизод.

Писал Дворжак «Славянские танцы» согласно заказу Зимрока для фортепиано в четыре руки, как пьесы для домашнего музицирования, и потому строго учитывал легкость и удобство исполнения.

Ах, как скучно ему было этим заниматься, неинтересно! Глядя на клавирные строчки, он слышал оркестровое звучание во всем многообразии его тембров и красок и сердился, что должен ограничивать себя рамками одного инструмента. Сочинив несколько первых танцев, он все же не выдержал и принялся их тут же оркестровать. Вскоре все восемь номеров (op. 46) были готовы в клавире, немедленно изданном у Зимрока, и в партитуре. Следующие восемь номеров «Славянских танцев» (op. 72), в которых использованы черты удалого словацкого одземка, польского национального танца-шествия полонеза, южнославянского хороводного танца коло и других, Дворжак сочинил в 1886 году.

«Однажды я мрачно сидел, зарывшись в груду музыкальных новинок, — писал немецкий музыкальный критик Луис Элерт, — глаза и душа мои боролись с апатией, которой мы так легко поддаемся под действием пустой, холодной, короче говоря, ничего не стоящей музыки, как вдруг два произведения незнакомого мне до сих пор композитора захватили все мое внимание: «Славянские танцы» для фортепиано в четыре руки и «Моравские песни» — тринадцать дуэтов для сопрано и альта, Ант. Дворжака… Наконец, опять у нас появился истинный талант, притом талант совершенно самобытный. Я считаю «Славянские танцы» произведением, которое обойдет весь мир с таким же успехом, как «Венгерские танцы» Брамса… Как это всегда бывает у великих талантов, юмор в музыке Дворжака представлен в большой мере. Дворжак пишет такие веселые басовые партии, что у настоящего музыканта сердце радуется. Дуэты… также дышат чарующей свежестью. Когда я проиграл их, мне почудилось, будто я вижу красивых девушек, бросающих друг в друга душистыми цветами, на которых еще сверкают капельки росы».

Заметка эта, помещенная в берлинской газете «Национальцейтунг», вызвала настоящее наступление на нотные магазины. По словам самого Элерта, без преувеличения и натяжки, за один день она создала имя Дворжаку. То было начало мировой славы. В Прагу посыпались письма. Различные немецкие фирмы, в частности — конкурировавшая с Зймроком берлинская фирма Боте и Бок, просили композитора прислать что-нибудь для издания. Зимрок понял, что должен сражаться за Дворжака. Он поспешил выпустить партитуру «Славянских танцев» и выплатил композитору за нее 300 марок.

Счастливый, торжествующий в тот день пришел Дворжак на обычную послеобеденную встречу с друзьями в кафе. Он принес пакет с деньгами и всем радостно показывал этот свой первый значительный гонорар. За «Моравские дуэты» и «Славянские танцы» для фортепиано Зимрок ему раньше ничего не уплатил. Дворжака поздравляли. Сметана, гостивший у Йозефа Срб-Дебрнова, выразил искреннее удовлетворение тем, что произведения чешских композиторов стали получать признание за рубежом, но только с грустью добавил:

— Молодые господа сочинители должны были бы хотя бы показывать старому Сметане свои напечатанные работы, если он уже не может их услышать.

Дебрнову пришлось доставать партитуру. Глухой композитор просмотрел ее и сказал:

— Здесь Дворжак работает над темами совсем по-бетховенски.

17 ноября 1878 года пражская газета «Гудебни листы» поместила перевод статьи Элерта, а в конце было добавлено сообщение, что этот самый Дворжак, «украшение нашего музыкального искусства, выступает сегодня перед пражской общественностью на Жофине, где покажет новейшие плоды своего богатого дарования… Кто в груди своей таит хоть искру уважения к отечественному искусству, разумеется, придет, чтобы душевно порадоваться, слушая чешские сочинения, которые создал нам этот необычайный талант».