Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже.

Они поспешили в гущу деревьев и нашли край пустыря, отмеченный бетонной стеной. По другую сторону стены находился огороженный участок, полный металлических конструкций и зданий без окон. За ним стоял ряд домиков с аккуратными садиками перед ними и защитными воротами вдоль улицы Аббэ. Лаяли соседские собаки, возбужденные сиренами и вспыхивающими огнями. Мальчикам было слышно потрескивание полицейских радиостанций всего в нескольких метрах. Подъехала по крайней мере еще одна машина, и пустырь казался окруженным. Оставалось только лезть через стену. На ней были предостережения – как и везде в пригороде: череп со скрещенными костями, какая-то надпись и поднятая черная рука, которая была похожа на сделанный по трафарету рисунок-граффити. На другой вывеске было изображено карикатурное лицо с волосами в виде зигзагов молний. Они взобрались на стену, слишком напуганные, чтобы беспокоиться о ее высоте, и спрыгнули с другой стороны.

Два кольца кабелей окружали Город Света – один на расстоянии двадцати одного километра, другой – шестнадцати километров от центра. И хотя никто никогда не пойдет смотреть на них, эти два огромных кольца так же важны в истории Парижа, как и стены и крепостные валы, обозначающие этапы расширения города. Внешнее кольцо несет напряжение 400 тысяч вольт. Внутреннее кольцо, которое доходило в 1936 г. до Клиши-су-Буа, несет напряжение 225 тысяч вольт. Во Франции эта двойная конфигурация для Парижа уникальна. Если что-то случится с одной подстанцией, какое-то количество электроэнергии можно будет получить со следующей подстанции, и таким образом Парижский регион, потребляющий одну пятую всего электричества, используемого во Франции, оказывается защищенным от прекращений подачи электроэнергии.

Трое мальчишек нашли себе убежище на подстанции Клиши, которая уменьшает входящее напряжение до 20 тысяч вольт и подает его в распределительную сеть. Сначала они попытались открыть дверь в главное здание, но она была заперта. Тогда они перелезли через ворота и оказались на обнесенной стеной площадке; они отошли как можно дальше от ворот: если полицейские попытаются войти, они еще смогут спрятаться за одним из трансформаторов.

Боуна и Зьед стояли на одном краю огороженной площадки, а Мухиттин на другом. Уже не было никакой надежды добраться до дому к шести часам. Самое лучшее было дождаться, когда полицейские уедут. Прошло десять минут, потом еще десять. Полицейские сидели в машинах, а синий свет мигалок цеплял деревья. Они разговаривали с диспетчером в Ливри-Гарган: «Да, Ливри, мы засекли местонахождение двух человек; они пытаются залезть на объект EDF (Electricite de France)». – «Повторите конец сообщения…» – «Да, я думаю, что они направляются на объект EDF. Лучше пришлите помощь, чтобы мы могли окружить это место». – «Хорошо, понял». В какой-то момент было слышно, как один из полицейских сказал: «S’ils rentrent sur le site EDF, je ne donne pas cher de leur peau». («У них никаких шансов»; буквально: «Немного я дал бы за их шкуры, если они зайдут на объект EDF».)

Четыре машины и одиннадцать полицейских заняли позиции вокруг территории подстанции. Никто не позвонил в электрическую компанию или пожарную команду. Мальчики зашли на подстанцию приблизительно в половине шестого. В 12 минут седьмого один из них – Боуна или Зьед – поднял руки, сделав жест отчаяния или нетерпения, надеясь на чудо или пытаясь сбросить нервное напряжение. Вполне вероятно, что к этому моменту полицейские уже покинули место действия, так как никто не доложил о яркой вспышке света, которая поплясала над стенами и исчезла.

Двадцатью часами раньше министр внутренних дел посетил северо-западный пригород Аржантёй после наступления темноты. Это был преднамеренно провокационный визит. Местные юнцы бросили в него несколько камней, которые отлетели от поспешно подставленных охраной щитков. Какая-то женщина окликнула министра с балкона высотного дома и спросила, собирается ли он что-то делать с racaille [42] ПОДОНКИ ( фр .). . Телевизионная камера показала министра, глядящего вверх на балкон. На мгновение его загородила бритая голова мальчишки, который прыгал вокруг, пытаясь сделать так, чтобы его ухмыляющееся лицо попало на экраны телевизоров. Затем министр агрессивно ткнул пальцем через плечо и сказал женщине на балконе: «Вы хотите, чтобы кто-то избавил вас от этих шаек подонков, не так ли?.. Мы избавим вас от них».

Коротышка, казавшийся карликом рядом с сотрудниками службы безопасности, он тем не менее был похож на человека, с которым шутки плохи. Он снял галстук, и на его лице было выражение среднее между хмурым и хитрым – лицо ковбоя-вижиланте (член неофициально созданной организации по борьбе с преступностью несанкционированными методами. – Пер .), который знает, что у плохого дяди кончились патроны. В его жестах были стремительность и развязность, благодаря которым можно было легко редактировать видеозаписи и делать его похожим на рэпера – «Когда я слышу слово banlieue (пригород), я достаю травматический пистолет!» (Прикол в том, что министр приказал привлечь к суду одного рэпера за клевету на французскую полицию.)

Эти прогулки с целью неформального общения с населением пригородов имели большое значение. Рейтинг популярности министра всегда взлетал после посещения какого-нибудь пригорода, и он превосходно играл свою роль. Это был приличный человек, терпению которого пришел конец, и он встает перед хулиганами и говорит им, кто за все в ответе. В июне он ездил в предместье Ла-Курнев, где был застрелен ребенок, и пообещал «вычистить этот район с помощью «Кэрхер» – высоконапорного брандспойта для смывания грязи с мостовой. Он не стал извиняться за использование «крепких» слов. «Французский язык богат. Я не вижу причин не пользоваться всем спектром его лексики».

Как он объяснил в своем манифесте-биографии, ему приходилось быть грубым, чтобы выстоять. В самом начале он был сам по себе. «У меня не было сподвижников, состояния, и я не был государственным служащим». Он был юристом в богатом пригороде Нейи-сюр-Сен. И он был сыном иммигранта с необычной иностранной фамилией Саркози де Наги-Боска. Возможно, она была еврейской или цыганской, но, во всяком случае, не французской. «С такой фамилией многие люди посчитали бы разумным раствориться в безвестности, нежели искать, как привлечь к себе внимание».

Сарко – так его называли и враги, и союзники – любил свою работу министра внутренних дел: «Днем и ночью в дверь кабинета стучатся драмы и страсти – захват заложников, террористические угрозы, лесные пожары, демонстрации, подпольные тусовки с наркотиками, птичий грипп, наводнения, исчезновения – ответственность колоссальная». Он приезжал в Сангат, где в ангаре были заперты иммигранты-нелегалы: «Три тысячи пар глаз умоляли и требовали. Никто из них не говорил ни слова по-французски. Они ожидали от меня, что я дам им все, но я мог так мало дать им». Он увеличил базу данных отпечатков пальцев с 400 тысяч до 2,3 миллиона и позволил иностранным проституткам, выдавшим своих сутенеров, остаться в стране.