Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже.

Они заметили сгущающиеся сумерки прежде, чем посмотрели на часы. Шла последняя неделя Рамадана, и никто из них с утра ничего не ел. Их родители были очень строги насчет шестичасового правила. Все десять кинулись бежать, когда услышали сирены полицейских машин, но большинство из них оказались пойманными, и теперь только три мальчика пробирались в монолитный лес небоскребов, где ветер, который дул не переставая, загонял в подъезды домов мусор.

Когда-то там в вестибюлях был мрамор и имелись дворники, которые выносили мусор и обеспечивали работу лифта. Спустя поколение небоскребы выглядели как заброшенные. По стенам стекала вода, а в коридорах воняло мочой. Самолеты, приземлявшиеся в международном аэропорту Руасси-Шарль де Голль, всегда облетали их, но эти дома все равно разваливались. Детские велосипеды и старая мебель, выставленные на балконы, придавали жилым домам потрепанный вид, как будто они были выпотрошены взрывом бомбы. Некоторые семьи, которые жили в них, никогда не выходили на улицу, а так как имена на почтовых ящиках внизу давно уже были сорваны или испорчены, то все выглядело так, как будто этих семей и не существовало. Много лет назад они бежали от преследований со стороны ФНО (Фронт национального освобождения Алжира. – Пер.) или красных кхмеров. Теперь их терроризировали подростки: в Клиши-су-Буа было самое молодое население во Франции, и здесь был чуть ли не самый высокий уровень безработицы.

Порывистый ветер доносил вой сирен через просветы между домами, и он отражался от их стен. Мужчина, который работал в крематории, видел, как мальчики перебегали через строительную площадку – на них были капюшоны и наушники, а в сумраке мелькали их «найки», – и позвонил в полицию потому, что они могли упасть в котлован и пораниться, или потому, что они могли там что-нибудь стащить.

В качестве меры предосторожности ни один из них не носил с собой документ, удостоверяющий личность (у их родных ушли годы на то, чтобы получить эти бумаги), но мальчик без документа вполне мог быть арестован, а отец говорил Зьеду, что если по какой-то причине его заберут в полицию, то отправят назад в Тунис, а это хуже смерти.

Полицейскому или какому-нибудь буржуа их маршрут мог показаться странным и подозрительным. Зная положение вещей, они направлялись домой по логической прямой линии от футбольного поля через строительную площадку и «Паму» (парк Мари) после улицы Де-Севине к небоскребам Шеен-Пуантю и Вале-дез-Анж, где жил Зьед. Яркий свет фонарей на стройке ослеплял. Они бежали под ритм музыки, звучавшей в их ушах. La FranSSe est une garce… comme une salope il faut la traiter, mec!.. Moi je pisse sur Napoleon et leur General de Gaulle… Putain de flics de fils de pute.

Отвратительный звук полицейских сирен доносился громко и отчетливо. Один из мальчиков, припавший к земле за выгоревшей машиной, увидел, как мимо проходит полицейский. Некоторые полицейские были в штатском, что было недобрым знаком, и у них были травматические пистолеты («менее смертельное оружие», потому что пули не должны якобы пробивать тело в одежде). Боуна, Зьед и Мухиттин бежали, как крайние атакующие полузащитники, совершающие рывок в последние секунды игры, на другой конец парка, перелетели через дорогу и нырнули в заросший лесом пустырь. Это был, на языке полицейских, «очень холмистый сектор», а так как стражи правопорядка были из Ливри-Каргана, где жили только французы, они могли вскоре сдаться и уйти восвояси.

Пустырь был ничейной землей на краю Клиши-де-Буа, что само по себе означало «нигде».

Теперь, когда северо-восточный пригород был поглощен Большим Парижем, он находился дальше от бульваров чем когда бы то ни было. Многие из его жителей никогда не были в Париже и не видели Эйфелевой башни. В Клиши-су-Буа не было железнодорожной станции. Транспортное сообщение с центром было слабое и неудобное. Этот район был анклавом. Клиши не было даже на карте пригородных электричек Парижа: он располагался где-то в пустом пространстве между Севран-Ливри и Ле-Рэнси-Вий-момбл-Монфермей, которые выглядели незначительными аванпостами, хотя там проживало четверть миллиона человек. В романе «Отверженные», когда Жан Вальжан спас Козетту от ее приемных родителей в Монфермее и привез ее назад в Париж через Ливри и Бонди, он сумел прямым сообщением добраться из центра города: автобус в Бонди выезжал с улицы Сент-Аполлин у ворот Сен-Мартен. Но в 2005 г. отец Боуны, который был мусорщиком, как и отец Зьеда, тратил каждое утро час на электричку, чтобы добраться домой с работы, а затем ему приходилось ждать 601 – й маршрут, который блуждал еще десять километров, прежде чем высадить его у Нотр-Дам-дез-Анж.

Во всяком случае, renoi или rebeu (чернокожий или араб) из пригородов с таким же успехом мог пойти посмотреть достопримечательности Парижа, с каким в XIX в. житель предместья Сен-Марсо пошел бы прогуляться в предместье Сен-Жермен. Для мальчика из пригорода Париж был одной из больших железнодорожных станций или «Форум-дез-Аль», где французские мальчишки и девчонки тратили тысячи евро на дизайнерскую одежду и компакт-диски, принимали наркотики и прилюдно целовались, как будто у них не было братьев, которые могли бы их высматривать, и как будто они не знали, что такое соблюдение приличий.

Известно было также, что Париж чрезвычайно опасен. В день, когда один марокканский мальчишка получил свой первый аттестат, он отправился в Париж навестить свою тетушку. Он был арестован на Лионском вокзале и избит четырьмя полицейскими в камере, а затем освобожден без предъявления обвинения. Каждый мог рассказать похожую историю. Полицейские могли остановить молодого человека на улице, заставить его снять джинсы и оскорбить его семью или то, что они считали его религией. Иногда они делали вид, что собираются убить его, или хватали его за гениталии и говорили вещи, которые, вероятно, были написаны где-то в полицейском уставе: «Тебе нравится, когда с ними забавляются, ведь так, педик? Давай, покажи своим друзьям, какой ты плакса!» Такое случалось и в пригороде, но там, по крайней мере, было ощущение общности с другими, себе подобными, и там были места, куда полиция никогда не заглядывала.

Поэтому они и побежали сломя голову, когда услышали сирены, и поэтому запаниковали, когда поняли, что вторая машина подъезжает к пустырю с другой стороны.

Пустырь круто уходил под уклон на юг. Там были мягкие кучи земли, куда повалились деревья, словно пытались убежать. Когда-то здесь добывали гипс, а потом здесь появилась городская свалка. А до этого он принадлежал аббатству Клиши. Они стояли где-то над старыми кельями аббатства, в магическом месте, которое любила посещать мадам де Севине (1б2б—1б9б, французская писательница, автор самого знаменитого во Франции эпистолярного романа «Письма», автор афоризма «Чем больше я познаю людей, тем больше люблю собак». – Пер.). В 1672 г. она написала отсюда дочери: «Мне тяжело видеть этот сад, эти аллеи, маленький мостик, улицу, луг, лес, мельницу и кусочек пейзажа и не думать о моей дорогой девочке».