Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже.

В день открытия парижского метро он оказался в Венеции: возлежал в гондоле, проплывающей по Гранд-каналу, и махал рукой своей матери, стоявшей у окна отеля «Даниэли». Он вернулся в новую квартиру своих родителей, которая находилась в доме номер 45 по улице Курсель; и даже после открытия ветки «Этуаль»– «Анвер» в октябре 1902 г. она располагалась хоть и в центре Парижа, но достаточно далеко от станции метро. В августе 1903 г., когда восемьдесят четыре пассажира застряли на станции «Курон» из-за загоревшегося поезда в тоннеле и отказались выйти до тех пор, пока им не будут возмещены пятнадцать сантимов, вследствие чего задохнулись и были затоптаны до смерти, став первыми жертвами метро, он собирался присоединиться к своей матери в Эвиане, для чего не побоялся сесть на фуникулер до Мер-де-Глас (самый большой долинный ледник в Альпах в массиве Монблан. – Пер.). В 1906 г., когда его родители умерли, он переехал на новую квартиру в доме номер 102 на бульваре Осман. Там было шумно и пыльно, но это была единственная квартира на рынке, которую посмотрела его мать. «Я не мог заставить себя переехать в дом, который татап ни разу не видела». Здесь он оказался менее чем в трехстах метрах от станции метро «Сен-Лазар», которая открылась всего двумя годами раньше.

Если бы не стук инструментов электриков, слесарей и укладчиков ковров в соседних квартирах, он услышал бы, как роют котлован на бульваре для линий А и Б специалисты компании «Нор-Сюд».

Компания «Нор-Сюд» была для Compagnie du Chemin de Fer Metropolitain de Paris тем же, чем компания «Мапл» для компании Au Bon Marche или отель «Риц» для приюта для бездомных. Она использовала моторы фирмы «Томсон» и постоянно работающий пантограф (прибор для пересъемки чертежей и рисунков в другом масштабе. – Пер.). Вагоны первого класса были ярко-желтого и красного цвета; второго класса – зеленовато-голубого и цвета электрик. По соединительным коридорам станции «Сен-Лазар» пассажир метро попадал в волшебный мир, в котором транспортные услуги были предлогом, а каждая декоративная деталь – признанием хорошего вкуса: название станции в виде мозаичной надписи, изящные входы, сделанные из кованых решеток и керамики. Знаменитый кассовый зал станции «Сен-Лазар» с разноцветными колоннами и облицованными плиткой сводами поразительно напоминали аббатство Фонтевро, и можно было вообразить, что Элеонор Аквитанская, Ричард Львиное Сердце и другие похороненные в нем личности восстали из мертвых, облачились в одежду современных парижан и отправляются в монастырский сад или в цитадель сарацинов на другом конце Парижа.

В 1906 г. в возрасте тридцати пяти лет, когда его литературный багаж был еще весьма легок, он был уже знаком с законом современной жизни, согласно которому ближайшие окрестности остаются загадкой, в то время как дальние места, увиденные в путеводителях и на рисунках, становятся такими же легко узнаваемыми, как старые друзья, физическое присутствие которых больше не требуется для поддержания дружбы. Метрополитен, грохот которого ощущали пауки на потолке, вполне мог оказаться фантазией Герберта Уэллса. Это в сочетании с неспособностью покинуть свою квартиру объясняет, почему в то время, когда очень немногие парижане никогда не ездили на метро, а каждый день в Париже пассажиры проезжали больше километров, чем на всей сети железных дорог, Марсель Пруст еще ни разу не спускался в метро. Он никогда, насколько нам известно, даже не написал об этом ни слова; и никто из его друзей никогда не обмолвился об этом. В августе он попытался добраться до кладбища Пер-Лашез, чтобы попасть на похороны своего дяди, но провел два часа, тяжело дыша, на вокзале Сен-Лазар, где гальванизировал свои астматические легкие с помощью кофе, прежде чем вернуться в свою квартиру. В сентябре, представив себе чудеса, которые могли соответствовать экзотическим словам «Перрос-Гирек» (курортный город в провинции Бретань. – Пер.) и «Плоэрмель» (город на западе Франции в департаменте Морбиан. – Пер .), он выехал в Бретань. Путешествие закончилось в Версале, где он снял комнату в гостинице «Де Резервуар». В декабре он все еще оставался там, когда написал давнему другу:

«Я нахожусь в Версале четыре месяца, но в Версале ли я? Я часто спрашиваю себя, не находится ли тот номер, в котором я живу – герметично запечатанный и освещенный электричеством, – в каком-то другом месте, а не в Версале, ведь я не увидел ни одного сухого листочка, кружащего хотя бы над одним фонтаном».

В тот год он запланировал поездку в Нормандию. Он сосредоточенно изучал путеводители и географические справочники и донимал людей, с которыми вел переписку, просьбами дать информацию о жилье, сдаваемом внаем. Он пообещал себе тихий отдых где-нибудь под Трувилем, если удастся найти идеальный дом, с разнообразными развлечениями и путешествиями в крытом автомобиле.

«Хорошее и сухое жилье, не среди деревьев… с электричеством, если возможно, достаточно новое, чтобы в нем не было пыли (современный стиль – вот то, что мне нужно, чтобы легко дышалось) и сырости. Мне нужны только спальня, две комнаты для слуг, столовая и кухня. Ванная не обязательна, хотя очень желательна. Гостиная не нужна. Как можно больше ватер-клозетов».

Но поездка в Трувиль не состоялась, оставив лишь почти настоящие воспоминания о том, чего никогда не было.

Следующим летом (1907) он удивил себя и своих слуг, которые привыкли работать при искусственном свете и спать в дневное время, приехав на курорт Кабург, расположенный на берегу Ла-Манша. Он выбрал Кабург потому, что провел там несколько длинных и незабываемых отпусков со своей матерью, и потому, что Гранд-отель отвечал его запросам. Он писал своему другу, сидя в своем люксе на верхнем этаже: «Я целый год провел в постели». Затем, произведя краткий подсчет, поправил себя: «В этом году я вставал с постели пять раз».

Это было несколько неточно. В марте он навещал своего друга в Париже, который отравился устрицами. В апреле, наслаждаясь передышкой после шумной установки туалета в квартире своей соседки («она все меняет в нем сиденье – делает его шире, надо полагать»), он выходил на балкон и дышал воздухом. Он присутствовал на трех званых вечерах и посетил контору одной газеты с целью обсудить статью. Включая отъезд в Кабург, он вставал с постели всего семь раз.

Чтобы совершить более длинную поездку в Париже, ему нужно было лишь спуститься на улицу, где его ожидал вызванный по телефону шофер. Но всегда существовала возможность потеряться в начале или конце поездки. Два года назад, когда еще была жива его мать, которая прислушивалась к скрипу половиц, объявлявшему о возвращении сына, он вышел из такси, зашел в лифт (это слово – ascenceur – он всегда писал неправильно) и чуть не совершил противоправное действие против генерального директора кредитного банка Credit Fonder, который жил этажом выше.